Лев Толстой - Андроид Каренина

Ему страшно и неприятно стало в первую минуту, что присутствие брата Николая расстроит это его счастливое весеннее расположение. Но ему стало стыдно за это чувство, и тотчас же он как бы раскрыл свои душевные объятия и с умиленною радостью ожидал и желал теперь всею душой, чтоб это был брат. Он тронул лошадь и, выехав за акацию, увидал подъезжавшую тройку с Антигравистанции и господина в шубе.

— А! — радостно прокричал Левин, поднимая обе руки кверху. — Вот радостный-то гость! Ах, как я рад тебе! — вскрикнул он, узнав Степана Аркадьича. Между ног его разместился, словно пухлый счастливый ребенок, его верный компаньон, Маленький Стива.

— Узнаете верно, вышла ли или когда выходит замуж , — осторожно шепнул Сократ, стараясь как можно меньше ранить чувства хозяина. Но в этот прекрасный весенний день Левин почувствовал, что воспоминанье о ней совсем не больно ему.

— Что, не ждал? — сказал Степан Аркадьич, вылезая из саней, с комком грязи на переносице, на щеке и брови, но сияющий весельем и здоровьем. — Приехал тебя видеть — раз, — сказал он, обнимая и целуя его, — поиграть в «Охоться-и-Будь-жертвой» — два, и земли в Ергушове продать — три.

В это время Сократ вытянул вперед свой манипулятор с воздухоподающей насадкой, чтобы сдуть с лицевой панели Маленького Стивы налипшую грязь.

Ни одного слова Степан Аркадьич не сказал про Кити и вообще Щербацких; только передал поклон жены. Левин был ему благодарен за его деликатность и был очень рад гостю. Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей и чувств, которых он не мог передать окружающим, и теперь он изливал в Степана Аркадьича и поэтическую радость весны, и неудачи и планы хозяйства. Степан Аркадьич, всегда милый, понимающий все с намека, в этот приезд был особенно мил, и Левин заметил в нем еще новую, польстившую ему черту уважения и как будто нежности к себе.

Они условились, что завтра же отправятся на забаву, называемую «Охоться-и-Будь-Жертвой». Левин приказал, чтобы Охотничьих Медведей активировали и травили собаками всю ночь.

Место для охоты было недалеко над речкой в мелком осиннике. Подъехав к лесу, Левин слез и провел Облонского на угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободы движений рук.

Солнце спускалось за крупный лес; и на свете зари березки, рассыпанные по осиннику, отчетливо рисовались своими висящими ветвями с надутыми, готовыми лопнуть почками. Константин Дмитриевич довольно вздохнул — «Охоться-и-Будь-Жертвой» было для него идеальным провождением дня: стрелять вальдшнепов и гусей из своего старомодного ружья с патронами, одновременно пытаясь избежать когтей созданных человеком монстров — Охотничьих Медведей, которые охотились на людей. Левин уже давно размышлял над тем, чем же была интересна охота до изобретения этих великолепных машин?

Из частого лесу, где оставался еще снег, чуть слышно текла еще извилистыми узкими ручейками вода. Мелкие птицы щебетали и изредка пролетали с дерева на дерево. В промежутках совершенной тишины слышен был шорох прошлогодних листьев, шевелившихся от таянья земли и от росту трав. Маленький Стива, настроив свои слуховые и зрительные сенсоры, нервно вращал головой; он ненавидел эту «Охоться-и-Будь-Жертвой», и черной завистью завидовал Сократу, который был оставлен дома с поручением заняться бухгалтерией.

— Каково! Слышно и видно, как трава растет! — сказал Левин Облонскому, заметив двинувшийся грифельного цвета мокрый осиновый лист подле иглы молодой травы. Степан Аркадьич по-доброму рассмеялся такой наблюдательности.

Вдруг Маленький Стива пронзительно пискнул шесть раз подряд, птицы тучей вспорхнули с деревьев, и послышался громкий металлический скрежет в лесу. Огромный механический зверь, почти три метра росту, ломился через кусты и деревья навстречу охотникам, передвигаясь большими неуклюжими шагами и разевая пасть с двумя рядами огромных зубов. Левин, уже вскинув ружье на медведя, восхищался простой, но эффектной работой: механический зверь не был похож на живого, он, скорее, походил на детский рисунок медведя с чрезмерно большими лапами и клыками.

Облонский, ошеломленный, выстрелил первым, но безрезультатно: выпущенные пули попали, большинством, в стволы окружающих деревьев или же отскочили от толстых грозниевых ног медведя, не причинив ему никакого вреда. Когда зверь с грохотом сделал еще один шаг навстречу охотникам, Маленький Стива бросился в прошлогоднюю листву подлеска и схоронился там.

Левин, спокойно целясь в медведя, заметил, что тот был с медвежонком — прекрасная натуралистическая деталь. Про себя он решил отблагодарить егеря за старания и чудесный день в лесу. Он выстрелил и промахнулся. Медведь тыльной стороной лапы ударил Облонского — достаточно сильно, для того чтобы свалить с ног, но не убить. Степан Аркадьич в ужасе закричал. Как и большинство новичков на охоте, он успел совершенно позабыть в пылу борьбы, что механические звери были запрограммированы в соответствии с Железными Законами, а значит, не могли нанести никакого настоящего увечья людям.

Левин выстрелил снова и в упор попал в брюхо медведя; робот отступил назад, имитируя боль от раны. В этот момент ястреб, неспешно махая крыльями, пролетел высоко над дальним лесом; другой точно так же пролетел в том же направлении и скрылся. Разъяренный медведь остановился, его датчики отвлеклись на пролетевших птиц, и Левин не преминул воспользоваться этой паузой. Он выстрелил ровно четыре раза с убийственной точностью — бах-бах-бах-бах! — прозвучало над лесом: один выстрел — чтобы подстрелить первого вальдшнепа, другой — в правый глаз медведя, третий — во второго вальдшнепа и четвертый — в левый глаз зверя.

Птицы все громче и хлопотливее щебетали в чаще. Недалеко заухал филин. Медведь с разнесенной пулями головой повалился на землю, как подпиленное дерево. Облонский нерешительно поднялся на ноги, весело подсмеиваясь над своим приступом страха. Маленький Стива выбрался из подлеска с двумя убитыми птицами, зажатыми клещами единственного манипулятора.

Охота была прекрасная. Степан Аркадьич убил еще две штуки и Левин двух, из которых одного не нашел. Стало темнеть. Ясная серебряная Венера низко на западе уже сияла из-за березок своим нежным блеском, и высоко на востоке уже переливался своими красными огнями мрачный Арктурус. Над головой у себя Левин ловил и терял звезды Медведицы. Вальдшнепы уже перестали летать; но Левин решил подождать еще, пока видная ему ниже сучка березы Венера перейдет выше его и когда ясны будут везде звезды Медведицы. Венера перешла уже выше сучка, колесница Медведицы с своим дышлом была уже вся видна на темно-синем небе, но он все еще ждал.