Алексей Писемский - Масоны

По прочтении письма, вызвавшего у дам снова обильные слезы, между ними началось не совсем складное совещание о том, как и когда объявить о семейном несчастии Егору Егорычу.

- Чем дольше не объявлять, тем лучше! - решила на первых порах gnadige Frau.

- Как дольше?! Егор Егорыч вдруг может стороной узнать, и что тогда с ним будет! - возразила Сусанна Николаевна.

- Как он может и от кого узнать? - спросила gnadige Frau.

- У него много знакомых в Петербурге, которые, пожалуй, ему напишут.

На это gnadige Frau не нашлась, что и сказать. В первый еще раз в жизни своей она до такой степени растерялась, что у нее все мысли как бы перепутались в голове.

- Пусть отец Василий объявит Егору Егорычу о смерти Валерьяна, придумала Сусанна Николаевна.

- Ах, нет, нет! - отвергнула решительным тоном gnadige Frau. - Эти вещи надобно, чтобы объявляло лицо любящее. Отец Василий, я не спорю против того, человек очень умный и ученый, но не думаю, чтобы он вполне был привязан к Егору Егорычу.

- Почему? - спросила Сусанна Николаевна, раскрывая в удивлении свои глаза на gnadige Frau.

- Потому что он русский поп! - ответила gnadige Frau, не могшая преодолеть в себе неприязни к русским попам.

Сусанна Николаевна при этом невольно покраснела.

- Он духовник Егора Егорыча, - произнесла она тихо.

- Понимаю, - начала gnadige Frau, но не успела договорить своей мысли, потому что в это время вошел Сверстов, только что вернувшийся из больницы и отыскивавший свою супругу. Войдя, он сразу же заметил, что обе дамы были на себя не похожи. Растерявшись и сам от того, что увидел, он зачем-то сказал жене:

- Ты здесь?

- Здесь, - отвечала та, стараясь смигнуть снова выступившие на глазах ее слезы.

- А вы больны, вероятно? - отнесся Сверстов к Сусанне Николаевне, у которой действительно лицо имело совершенно болезненное выражение.

- Да, немножко... или нет, ничего... - проговорила она.

- Может быть, случилось что-нибудь? - спрашивал Сверстов, не могший понять, что бы такое могло произойти.

Сусанна Николаевна не отвечала.

- Случилось! - объяснила за нее gnadige Frau, совладевшая, сколько могла, с собой. - Садись и слушай, не тараторь только, пожалуйста! Сусанна Николаевна получила письмо от Мартына Степаныча Пилецкого, который пишет, что Валерьян Николаич Ченцов от несчастной любви застрелился.

- К кому от любви? - воскликнул Сверстов, удивленный, опечаленный и испуганный.

- К крестьянке одной, - сказала gnadige Frau, не совсем верившая, чтобы Ченцов от любви именно застрелился, и относившая это к тому, что он очень развратился и запутался в своих денежных делах.

- Что же, эта крестьянка не любила его? - допытывался Сверстов.

- Напротив, вероятно, любила, но жена Валерьяна, которой она принадлежала, отняла ее у него, - объяснила ему Сусанна Николаевна.

- Ну да-с, да! - произнес на это протяжно-укоризненным голосом доктор. - Этого надобно было ожидать, - я вот тогда хотел ехать к Валерьяну Николаичу, а вы, gnadige Frau, не пустили меня; таким образом малого, который, я убежден, был отличнейший господин, бросили на произвол судьбы.

- Я сознаюсь, что тогда была не права, - проговорила, вспыхнув в лице, gnadige Frau.

- Вы тогда все решили, чтобы ждать, ну и дождались! - продолжал тем же укоризненным тоном Сверстов.

- Довольно уж об этом!.. Будет!.. - остановила его с досадой gnadige Frau. - Мы теперь рассуждаем, как нам объявить Егору Егорычу.

- Как объявить?! Пойти да и объявить! - решил Сверстов.

- Мой милый доктор, - отнеслась к нему как бы с мольбой Сусанна Николаевна, - я подумать боюсь, как это подействует на Егора Егорыча.

Gnadige же Frau просто прикрикнула на мужа:

- Ты, по своей торопливости, становишься безжалостным! Разве можно человеку сказать про такое несчастие, не подготовив его?!

- Ну да, ждать, по-твоему! - ответил ей тоже с запальчивостью Сверстов. - Когда человеку, может быть, угрожает антонов огонь, а все-таки жди, подготовляй!.. Как бы мы в операциях ждали, так, пожалуй бы, ни одна из них и не удалась.

В сущности Сверстов торопился произвести на своим другом нравственную операцию единственно по своей искренней любви к Егору Егорычу и из страха за него. "Ну, - думал он в своей курчавой голове, - решить вопрос, так решить сразу, а там и видно будет, что потом следует предпринять".

- И почему вы думаете, - заговорил он почти с азартом, - что Егор Егорыч такая старческая и слабая натура? Я видал его в горях посильнее нынешнего; он, конечно, был поражаем, но потом снова ободрялся и становился еще сильнее прежнего.

- Но ты забываешь, - урезонивала его gnadige Frau, - до какой степени Егор Егорыч встревожился, когда только узнал, что племянник женился на дочери господина Крапчика.

- То другое дело!.. Другое! - перебил свою супругу доктор. - То находилось в области гаданий и неизвестности, что всегда поражает людей с фантазией, каков Егор Егорыч, больше, чем встреча прямо лицом к лицу с совершившимся горем и несчастием.

- А это еще больше, разумеется, поразит его, - проговорила печально Сусанна Николаевна.

- Непременно поразит! - согласилась с ней gnadige Frau. - И ты когда же намерен сказать Егору Егорычу? - отнеслась она к мужу.

- Сегодня за чаем, - отвечал тот.

Услыхав такое решение, Сусанна Николаевна затрепетала всем телом, да покоробило оно и gnadige Frau. Что касается до Сверстова, то он нервно потирал себе руки, приготовляясь к труднейшей для него, но необходимой операции. Момент совершения этой операции настал весьма скоро. Егор Егорыч проснулся и, выйдя в гостиную, послал Антипа Ильича собрать свое кузьмищевское общество. Все сошлись к нему и уселись на обычные места свои. Gnadige Frau с великою досадою на себя чувствовала, что у нее наполовину убавилось прежней твердости характера; Сусанна Николаевна старалась об одном, чтобы муж не видел выражения ее лица; Сверстов был неестественно весел; Егор же Егорыч точно нарочно являл во всей своей фигуре полнейшее спокойствие духа. Чай был подан с обычною церемонностью Антипом Ильичом. Доктор, беря свою чашку, подлил в нее значительное количество рому и поспешно выпил ее.

- Ну-с, - начал он несколько протяжно, - Мартын Степаныч прислал нам известие: Валерьян Николаич покончил с собой!.. Его нет более в живых!

Егор Егорыч строго взглянул на Сверстова.

- Каким образом покончил? - спросил он.

- Застрелился! - объяснил тот.

- Оставил после себя какую-нибудь записку, почему и для чего он это сделал?

- Никакой!.. Вероятно, потому, что жизнь надоела.

- Где и у кого письмо Мартына Степаныча?

- У меня! - отвечала Сусанна Николаевна и подала мужу письмо Пилецкого.

Егор Егорыч быстро пробежал его.

- Пожинаю плоды от дел моих, - произнес он ироническим тоном и стукнув ногой.

Затем встал вдруг с своего места и довольно быстрыми шагами принялся ходить взад и вперед по гостиной, беспрестанно хватая себя за голову и ероша свои волосы.