Алексей Писемский - Масоны

Шумилов, хоть и смело, но, по случаю маленькой булавочки в голове, не совсем твердо ступая, повел доктора в канцелярию, где тот увидел в поношенном синем вицмундире подслеповатого чиновника, с лицом, вероятно, вследствие близорукости, низко опущенным над бумагою, которую он писал, имея при этом несколько высунутый направо язык, что, как известно, делают многие усердные писцы.

- Иван Петрович приказали дать им всякие бумаги! - почти крикнул на него явно уже пьяным голосом Шумилов, так что чиновник даже вздрогнул и вслед за тем, увидав перед собой высокую фигуру Сверстова, робко проговорил:

- Какие, собственно, бумаги вам угодно?

- Мне нужно иметь справку об учителе Тулузове.

- Об учителе Тулузове! - повторил сам с собой письмоводитель, как бы стараясь припомнить. - Это дело, если я не ошибаюсь, тридцать шестого года! - заключил он и, подойдя к одному из шкапов, прямо вынул из него дело Тулузова. Видимо, что сей скромный чиновник был наделен от природы весьма хорошею памятью.

Доктор, как коршун на добычу, бросился на поданное ему дело и на одной из первых же страниц его увидал паспорт Тулузова, выданный в 1835 году 5 января из казначейства того именно городка, в котором Сверстов тогда служил.

- Не можете ли вы мне дать с этого билета копию? - сказал он, сильно опасаясь, что письмоводитель откажет ему в его просьбе, но тот, быв, видно, столь же простодушен, как и начальник его, отвечал покорным голосом:

- Отчего же? Можно! - и затем принялся переписывать копию с билета Тулузова, каковую скрепил своим подписом: "с подлинным верно", и приложил к ней, сверх того, казенную гимназическую печать.

Положив в карман этот документ и поехав домой, Сверстов с восторгом помышлял, как он через короткое время докажет, что Тулузов не Тулузов, а некто другой, и как того посадят за это в тюрьму, где успеют уличить его, что он убийца бедного мальчика. Несмотря на свои седые волосы, доктор, видно, мало еще знал свою страну и существующие в ней порядки.

Но вот наконец приблизился и день выбора Тулузова в попечители гимназии. Дворянство собралось ровно в назначенный час и, видимо, было в возбужденном состоянии. Посреди этой разнообразной толпы величаво расхаживал Егор Егорыч в своем отставном гусарском мундире и с усами, как-то более обыкновенного приподнятыми вверх. Не нужно было иметь большого дара наблюдения, чтобы в этом маленьком человечке узнать главного вождя баллотировки, на которой он мог сделать все, что пожелал бы. Между тем в глубине одного из окон стояли: губернский предводитель, Иван Петрович Артасьев и Тулузов. Выражение лица последнего было какое-то озлобленное и насмешливое. До него уже стали доходить слухи, что Марфин поклялся закатать его черняками.

- Тем хуже для дворянства это будет! Тогда я им вместо пятидесяти тысяч на пансион покажу шиш! - отвечал на это Тулузов.

В настоящем случае разговор шел тоже об этом предмете.

- Я понять не могу, почему дворянство упирается и не хочет этого? говорил Иван Петрович, топорщась и покачивая своим уже не красным, а фиолетовым носом.

- Причина весьма понятна! - объяснил губернский предводитель. - Василий Иваныч не внес еще, как предписало ему министерство, денег в дворянский комитет.

Лицо Тулузова исказилось при этом злой улыбкой.

- Мне, как частному человеку, никакое министерство не может предписывать, - сказал он, - а не вношу я деньги потому, что не уверен, буду ли выбран, и тогда зачем же я брошу на ветер пятьдесят тысяч!

- Понимаю вас и, будучи столько обязан Катерине Петровне, конечно, я стою за вас и буду всегда стоять; но что ж мне делать, когда все почти в один голос мне возражают: "Положим, мы его выберем, а он не внесет денег?"

- Да как это возможно? - воскликнул на это Иван Петрович.

- Полагаю, что невозможно! - подхватил с прежней усмешкой Тулузов. - Я тогда лицо официальное становлюсь!.. Если не по чувству чести, то из страха не пожелаю этого сделать!

- И с этим я согласен, но что ж прикажете делать, когда не убеждаются? - произнес, пожимая плечами, губернский предводитель. - Я вчера в клубе до трех часов спорил, и это, как потом я узнал, делается по влиянию вот этого господина! - заключил он, показывая глазами на проходившего невдалеке Марфина.

- Его! - подтвердил и Тулузов.

- Тогда я пойду и попрошу его... Он поверит! - произнес Иван Петрович и тотчас же подошел к Марфину.

- Друг любезный! - закричал он на всю залу. - Не противодействуйте выбору господина Тулузова!.. Он нам благодеяние делает, - пятьдесят тысяч жертвует на пансион для мальчиков!

Егор Егорыч погрозил ему на это пальцем и проговорил наставническим тоном:

- Иван Петрович, не забывайте поговорки: "Не ходи с хмельным под ручку, а то сам хмелен покажешься!"

- Ну, что такое это?.. Я не понимаю, - хмельной с хмельным? - продолжал было Иван Петрович, но Егор Егорыч не стал слушать, а, повернувшись назад, подошел к губернскому предводителю.

- Я слышал, что дворянство нуждается в пансионе при гимназии?.. Я готов устроить его за свой счет в размере пятидесяти тысяч!..

- Благодетель вы наш, благодетель! - завопил подошедший на эти слова Иван Петрович, которому было все равно, у кого бы ни заручиться денежками в пользу мальчуганов.

Поблагодарил Марфина также и губернский предводитель, но довольно сухо. Егор Егорыч, впрочем, нисколько этого и не заметил.

- Завтрашний день буду иметь честь представить собранию пожертвованные мною деньги! - проговорил он и пошел опять вдоль залы. Иван Петрович тоже пошел за ним, желая еще раз поблагодарить и расцеловать, что в переводе значило обслюнявить.

Губернский предводитель, оставшись у окна с Тулузовым, не преминул ему сказать заискивающим голосом:

- Вы извините меня-с, я ничего не мог тут сделать в вашу пользу, - сами видите, какая тонкая тут интрига подведена!

- Да-с, конечно, - отвечал Тулузов, не оставляя своей злой усмешки. - Я только прошу вас мое заявление о желании баллотироваться возвратить!.. Я не желаю быть избираемым!

- Все-таки попробовали бы! - проговорил губернский предводитель, но явно уже для виду только.

- Нет, не желаю! - повторил Тулузов и вместе с тем взглянул на хоры, на которых была Екатерина Петровна в довольно взволнованном состоянии. Он ей сделал знак, чтобы она сошла оттуда. Екатерина Петровна поняла его и стала сходить; он встретил ее у лестницы и проговорил:

- Поедемте домой!

- Разве твоя баллотировка произойдет без тебя?

- Моей баллотировки не будет! Я отказался баллотироваться!

- Отчего?

- Марфин устроил интригу против меня и даже пожертвовал пятьдесят тысяч дворянству, чтобы только я не был выбран!

- Но по какому же поводу он все это делает?

- Вероятно, из мести к вам и ко мне за племянника. Впрочем, об этих господах не стоит и говорить, - я найду себе деятельность, которая доставит мне и чины и деньги.