Алексей Писемский - Масоны

______________

* литературных (франц.).

- А вы вчера слушали "Божественную каплю"{454}?

- Да, - отвечал он ей.

- Говорят, очень глубокое произведение?

- Глубокое по мысли своей, но, по-моему, сухо и непоэтично выполненное, - произнес Егор Егорыч.

- Это есть отчасти, - согласился с ним старик Углаков.

- Какая же мысль этой поэмы? - пожелала узнать m-lle Блоха, выражая в лице своем: "Ну-ко, ну, договори!".

Егор Егорыч, однако, не устрашился этого и очень спокойно, закинув только ногу под себя, принялся объяснять.

- Это - переложенное в поэму апокрифическое предание о разбойнике, который попросил деву Марию, шедшую в Египет с Иосифом и предвечным младенцем, дать каплю молока своего его умирающему с голоду ребенку. Дева Мария покормила ребенка, который впоследствии, сделавшись, подобно отцу своему, разбойником, был распят вместе со Христом на Голгофе и, умирая, произнес к собрату своему по млеку: "Помяни мя, господи, егда приидеши во царствие твое!"

- Все это, разумеется, имеет символическое значение, - заметил старик Углаков.

- Конечно, - подтвердил Егор Егорыч. - Ибо что такое явление Христа, как не возрождение ветхого райского Адама, и капля богородицы внесла в душу разбойника искру божественного огня, давшую силу ему узнать в распятом Христе вечно живущего бога... Нынче, впрочем, все это, пожалуй, может показаться чересчур религиозным, значит, неумным.

- Почему же неумным? Бог есть разум всего, высший ум! - возразила Зинаида Ираклиевна, вероятно, при этом думавшая: "А я вот тебя немножко и прихлопнула!". В то же время она взглянула на своего молодого друга, как бы желая знать, одобряет ли он ее; но тот молчал, и можно было думать, что все эти старички с их мнениями казались ему смешны: откровенный Егор Егорыч успел, однако, вызвать его на разговор.

- Вы гегелианец? - начал он прямо.

- Гегелианец! - отвечал молодой человек, немного подумав.

- Я невежда в отношении Гегеля... С Фихте{455} и Шеллингом{455} я знаком немного и уважаю их, хотя я сам весь, по существу моему, мистик; но знать, говорят, все полезно... Скажите, в чем состоит сущность учения Гегеля: продолжатель ли он своих предшественников или начинатель чего-нибудь нового?..

- То и другое, я думаю.

- Но его исходная точка, по крайней мере, собственная?

- Почти совершенно собственная: его главное положение выражается в такой формуле, что все рациональное реально и все реальное рационально, и что человек должен верить в один только ум, ибо он сам есть ум!

Егора Егорыча при этом заметно покоробило.

- Все человеческое есть человеческое только посредством мысли, то есть ума, - говорил далее ученый, - и самое высшее знание - это мысль, занятая сама собой, ищущая и находящая самое себя. Она называется формальною, когда рассматривается независимо от содержания; мысль более определенная становится понятием; мысль в полной определенности есть идея, натура которой - развиваться и только чрез это делаться тем, что она есть. В ней надобно различать два состояния: одно, которое известно под именем расположения, способности, возможности и которое по-немецки называется an sich sein бытием в самом себе. Второе есть действительность, вещественность, или то, что именуется бытием для себя - fur sich sein.

- Значит, Гегель рассматривает мысль в совершенном отвлечении, ее только действия и пути, но где же содержание какое-нибудь?

- Содержания он и не касается... Подкладывайте под мысль какое вам угодно содержание, которое все-таки будет таково, каким понимает его мысль.

- Но неужели же ни вы, ни Гегель не знаете, или, зная, отвергаете то, что говорит Бенеке? - привел еще раз мнение своего любимого философа Егор Егорыч. - Бенеке говорит, что для ума есть черта, до которой он идет могущественно, но тут же весь и кончается, а там, дальше, за чертой, и поэзия, и бог, и религия, и это уж работа не его, а дело фантазии.

- Но что же такое и фантазия, если она хоть сколько-нибудь сознана, как не мысль?.. Вы вот изволили упомянуть о религиях, - Гегель вовсе не отделяет и не исключает религии из философии и полагает, что это два различных способа познавать одну и ту же истину. Философия есть ничто иное, как уразумеваемая религия, вера, переведенная на разум...

- Но нельзя веру перевести на разум! - воскликнул Егор Егорыч.

- Позвольте уж мне прежде докончить, - сказал ему на это скромно молодой ученый.

- Виноват, виноват, молчу и слушаю вас, - произнес Егор Егорыч, с своей стороны, с покорностью.

Молодой ученый снова продолжал:

- Гомер сказал, что все вещи имеют два названия: одно на языке богов, а другое на языке человеков. Первое выражает смысл положительного, конкретного понятия, а другое есть язык чувств, представлений, мысли, заключенной в конечные категории. Религия может существовать без философии, но философия не может быть без религии. Философия, по необходимости, по существу своему, заключает в себе религию. Еще схоластик Ансельм{456} сказал: negligentia mihi videtur, si postquam confirmati simus in fide, non studemus, quod credimus intelligere*.

______________

* На мой взгляд, это - небрежность, если мы, утвердившись в вере, не стараемся понять того, во что мы верим (лат.).

Эту латинскую цитату молодой ученый явно произнес для произведения внешнего эффекта, так как оной никто из слушателей не понял, за исключением Егора Егорыча, который на это воскликнул:

- Нельзя этого intelligere, нельзя, а если и можно, так вот чем!.. Сердцем нашим!.. - И Егор Егорыч при этом постучал себе пальцем в грудь. - А не этим! - прибавил он, постучав уже пальцем в лоб.

- Сердцем, я полагаю, ничего нельзя понимать, - возразил ему его оппонент, - оно может только чувствовать, то есть отвращаться от чего-либо или прилепляться к чему-либо; но сравнивать, сознавать и даже запоминать способен один только ум. Мы достаточно уже имеем чистых форм истины в религиях и мифологиях, в гностических и мистических системах философии, как древних, так и новейших. Содержание их вечно юно, и одни только формы у них стареют, и мы легко можем открыть в этих формах идею и убедиться, что философская истина не есть что-нибудь отдельное и чуждое мировой жизни, и что она в ней проявлена, по крайней мере, как распря.

- Не понимаю вас, не понимаю, - затараторил Егор Егорыч, - кроме последнего вашего слова: распря. Откуда же эта распря происходит?.. Откуда это недовольство, это как бы движение вперед?.. Неужели вы тут не чувствуете, что человек ищет свой утраченный свет, свой затемненный разум?..

- Он бы сейчас его нашел, если бы только поверил в него безусловно.

- Но отчего же тогда политики врут и на каждом шагу ошибаются, а кажется, действуют все по уму и с расчетом.

- Я не знаю, собственно, что вы разумеете под именем политиков, возразил ему молодой человек, - но Гегель в отношении права, нравственности и государства говорит, что истина этих предметов достаточно ясно высказана в положительных законах.