Алексей Писемский - Масоны

- Извините вы меня, сударыня, но не известно ли вам, по жизни вашей в Москве, что творит там некто действительный статский советник Тулузов, которого было я упрятал в острог, но который уж давно выпущен?

- Известно немного, - ответила ему Муза Николаевна. - Он живет теперь большим барином, дает роскошные обеды и набирает себе все больше и больше откупов.

- Вот как-с! - произнес Сверстов с перекошенным от затаенной злости лицом. - Егор Егорыч, значит, справедливо предсказывал, что у нас не Христос выгонит из храма мытарей, а мытари выгонят рыбарей, что масонство на долгие годы должно умереть, и воссияет во всем своем величии откупщицкая и кабацкая сила. Посмотрим-с, посмотрим, какую пользу правительство извлечет из этого для себя и для народа; но только я на этом не удовлетворюсь!.. Нет, я подам прошение на высочайшее имя: пусть или меня сошлют в каторгу, если я клеветник, или Тулузова в рудники упрячут, когда я докажу, что он убийца.

- Что за вздор ты говоришь! Разве можно теперь доказать это? возразила мужу gnadige Frau.

- Так что же мне, - воскликнул он, - с неочищенной душой и предстать на страшный суд?

- Чем же не очищена душа твоя будет, - продолжала возражать gnadige Frau. - Ты пытался, ты доносил, тебе не поверили, и в грехе будут виноваты они, а не ты.

- Но я должен пытаться не один, а десять, двадцать раз! - кипятился доктор.

- Тогда тебя, пожалуй, сочтут за человека не в полном рассудке и посадят в сумасшедший дом! - предусмотрительно и насмешливо заметила gnadige Frau.

- Может быть, - согласился доктор, - по крайней мере, я тогда исполню все, что было в моей возможности.

- Да это исполняй, кто тебе мешает! - заключила этот спор тем же насмешливым тоном gnadige Frau, очень хорошо знавшая, что она сумеет не допустить мужа подать такую несообразную с здравым рассудком просьбу.

После ужина сейчас же все разошлись по своим комнатам, и Муза Николаевна, утомленная трехдневной дорогой, заснула было крепчайшим сном, но часу в первом ее вдруг разбудила горничная и проговорила испуганным голосом:

- Пожалуйте к сестрице, им очень нехорошо-с!

- Что такое с ней? - спросила, в свою очередь, с испугом Муза Николаевна.

- Не знаю-с; при них Фадеевна осталась, а я за вами побежала, - сказала горничная.

Муза Николаевна в одной сорочке, надев только на босую ногу туфли, пошла к сестре, которую она нашла почти лежащей в объятиях Фадеевны и имеющей глаза закрытыми. Муза Николаевна осторожно подошла к ней.

- Тебе нездоровится, Сусанна? - окликнула она ее.

- Да, но дай мне твою руку! - отвечала на это Сусанна Николаевна, все-таки не открывая глаз.

Муза Николаевна приняла ее из объятий Фадеевны в свои объятия.

- Это, должно быть, с ними сделалось от глазу чьего-нибудь нехорошего; с камушка их надобно спрыснуть, - шепнула ей старуха и, уйдя из комнаты, тотчас же возвратилась назад с водою во рту.

Муза Николаевна не успела еще ничего из ее слов хорошенько понять, как старуха, проговорив: "Свят, свят, свят, господь бог Саваоф!" - брызнула на Сусанну Николаевну изо рта воды. Та вскрикнула и открыла глаза. Старуха, снова пробормотав: "Свят, свят, свят, господь бог Саваоф!", - еще брызнула раз. Сусанна Николаевна уж задрожала всем телом, а Муза Николаевна воскликнула: "Что ты такое делаешь?" Но старуха, проговорив в третий раз: "Свят, свят, свят..." - опять брызнула на Сусанну Николаевну.

- Будет, будет; уйдите, оставьте меня с сестрой! - сказала ей, наконец, Сусанна Николаевна.

- Уйду, матушка; теперь все пройдет! - сказала уверенным тоном старуха и ушла.

- Что такое с тобой случилось? - спрашивала Муза Николаевна.

- Я... - отвечала Сусанна Николаевна, как бы боясь остановить свой взгляд на чем-нибудь попристальнее. Комната была освещена только горевшей перед образом казанской божьей матери лампадкой. - Я, - повторила Сусанна Николаевна, - видела вот его... - И она указала при этом рукой на портрет Егора Егорыча, - и того!..

- Терхова? - спросила Муза Николаевна.

- Да... - произнесла с усилием над собою Сусанна Николаевна. - Муж мне все указывал вдаль, а другой мне говорил: "Вы уморите меня, как уморили Углакова!"

- Ты заснула, Сусанна, и видела это во сне, - старалась ей объяснить Муза Николаевна.

- Нет, нет, я не спала; я давно не сплю ни одной ночи! - не согласилась Сусанна Николаевна.

- Тогда это твои обыкновенные галлюцинации, - продолжала успокаивать ее Муза Николаевна.

- Это и не галлюцинации, - возразила Сусанна Николаевна, - которые, когда бывали со мной, то очень неясные, а тут я рассмотрела все черты Егора Егорыча и слышала голос Терхова от слова до слова.

- Еще бы тебе не видеть и не слышать, когда ты только об этом и думаешь! Но вот что, мое сокровище: я не оставлю тебя здесь и увезу с собой в Москву; ты здесь окружена только тем, чего уж нельзя возвратить, а того, что ты желаешь видеть, нет около тебя. Кроме того, последнее твое видение может и сбыться: Терхов в самом деле может умереть от тоски! - решилась уж немножко припугнуть сестру Муза Николаевна.

Сусанна Николаевна при этих словах ее вздрогнула.

- Хорошо, я готова уехать отсюда! - проговорила она.

- Завтра же? - подхватила Муза Николаевна.

- Хоть завтра, мне все равно.

- А в Москве, что же, с Терховым ты увидишься?

- А в Москве вы делайте со мной, что хотите; пойми ты, что я утратила всякий ум и всякую волю.

- Ну, мы там знаем, что сделать! - заключила Муза Николаевна и на другой день объявила прислуге, что Сусанна Николаевна уезжает с ней надолго в Москву, и потому, чтобы все нужное для этого было приготовлено; сказала она также о том и gnadige Frau, у которой при таком известии заискрились слезы на глазах.

- Зачем же Сусанна Николаевна так спешит уехать отсюда? - спросила она печальным голосом.

- Затем, - отвечала ей с лукавой улыбочкой Муза Николаевна, - что ее там один господин очень ждет.

- Господин?.. - произнесла с удивленным лицом gnadige Frau. - Но который тоже нравится и Сусанне Николаевне? - присовокупила она, смекнув, в чем дело.

- Нравится; кроме того, Егор Егорыч сам в своем завещании написал Сусанне, чтобы она непременно вышла за этого господина.

Лицо gnadige Frau приняло радостное выражение.

- Значит, он должен быть очень хороший человек.

- Такой же, как Егор Егорыч: умен, ученый, серьезный и вдобавок молодой.

Gnadige Frau скрестила при этом набожно руки на груди.

- Danke Dir, mein Gott, dafur!* - произнесла она и затем продолжала окончательно растроганным голосом: - У меня одна к вам, добрейшая Муза Николаевна, просьба: уведомляйте меня хоть коротенько обо всем, что произойдет с Сусанной Николаевной! Я считаю ее моей дочерью духовной. Когда она была замужем за Егором Егорычем, я знала, что она хоть не вполне, но была счастлива; теперь же, как я ни успокоена вашими словами...