Алексей Писемский - Мещане

- Нет!.. Нет!.. - возразил генерал. - Особенно последнее время, особенно!.. Когда все там как-то перессорились...

Бегушев вопросительно взглянул на него.

- Чего лучше было наших отношений с вашим другом Ефимом Федоровичем Тюменевым, - объяснил генерал, разводя своими небольшими руками. - Он каждую неделю у нас обедал... Жена моя, вы знаете, была в постоянном восторге от него и говорила, что это лучший человек, какого она когда-либо знала, - а теперь мы не кланяемся!

Бегушев усмехнулся.

- Из-за службы, вероятно, что-нибудь вышло? - спросил он.

Генерал пожал плечами.

- Из-за службы, если хотите... Впрочем, прежде надобно рыбу заказать: барбю, конечно?

- Хорошо, - одобрил Бегушев.

- Барбю с этим... моим соусом! - сказал генерал гарсону.

- Oui, monsieur!* - отвечал тот.

______________

* Да, сударь! (франц.).

Генерал снова приступил к своему рассказу.

- Прошлой зимой с письмом от Ефима Федоровича вдруг является ко мне... вы непременно знаете его... является граф Хвостиков.

- Хвостиков с письмом от Тюменева? - переспросил Бегушев.

- Да!.. С письмом, где Ефим Федорович просит меня определить графа Хвостикова на одно вакантное место. Я давным-давно знаю графа лично... всегда разумел его за остроумного бонмотиста и человека очень приятного в обществе; но тут вышел такой случай, что лет пятнадцать тому назад он уже служил у меня и занимал именно это место, которого теперь искал, и я вынужденным был... хоть никогда не слыл за жестокого и бессердечного начальника... был принужден заставить графа выйти в отставку.

- За что? - спросил Бегушев.

Генерал пожал плечами.

- Он растратил у меня казенные деньги!..

Последние слова генерал хотя и говорил по-русски во французском ресторане, но все-таки счел за лучшее сказать почти шепотом Бегушеву.

- Так что я, спасая уже честь моего ведомства, внес за него, и внес довольно значительную сумму - понимаете?

- Понимаю, - проговорил Бегушев.

- Графу я, конечно, не напомнил об этом и только сухо и холодно объявил ему, что место это обещано другому лицу; но в то же время, дорожа дружбой Ефима Федоровича, я решился тому прямо написать, и вот вам слово в слово мое письмо: "Ефим Федорович, - пишу я ему, - зная ваше строгое и никогда ни перед чем не склоняющееся беспристрастие в службе, я представляю вам факты... - и подробно описал ему самый факт, - и спрашиваю вас: быв в моем положении, взяли ли бы вы опять к себе на службу подобного человека?"

- Очень хорошо сделали, что так прямо поставили Тюменеву вопрос; он, вероятно, и не знал этой проделки Хвостикова, - сказал Бегушев.

- А вышло, cher cousin*, нехорошо!.. - продолжал генерал грустным голосом. - Ефим Федорович страшно на меня обиделся и, встретясь вскоре после того со мной в Английском клубе, он повернулся ко мне спиной и даже ушел из той комнаты, где я сел обедать; а потом, как водится, это стало отражаться и на самой службе: теперь, какое бы то ни было представление от моего ведомства, - Ефим Федорович всегда против и своей неумолимой логикой разбивает все в пух...

______________

* дорогой кузен (франц.).

На этом месте генерал был отвлечен от своего разговора: принесли барбю с дымящимся соусом. При виде этого блага нечто вроде легкого радостного ржания послышалось из груди генерала. Он забыл в одно мгновение Тюменева, все служебные дрязги и принялся есть.

- Эта рыба, я вам говорю, как бархат мягкий, щекотит приятно во рту. А соус как вы находите?

- Хорош! - одобрил Бегушев.

- Изобретатель его я! - произнес генерал с гордостью, указывая на себя.

- Виват вам! - сказал Бегушев, улыбаясь.

Генерал потом обратился к стоявшему невдалеке гарсону.

- Французской публике нравится мой соус? - спросил он.

- Oui, monsieur! - воскликнул тот и с свойственной французам льстивостью объяснил, что весь Париж в восторге от этого соуса.

Генерал самодовольно улыбнулся.

- Но почему вы, - сказал ему Бегушев, - еще раз не написали Тюменеву или даже просто не подошли к нему и не спросили у него, за что он так сильно на вас рассердился?

- Ну, cher cousin, согласитесь, что это было бы очень щекотливо для моего самолюбия; кроме того, оказалось бы, вероятно, и бесполезно... мне вскоре потом рассказали... - Тут генерал приостановился как бы в нерешительности, говорить ли то, что он хотел говорить. - Но только, пожалуйста, чтобы это было entre nous*, и не проговоритесь как-нибудь Тюменеву, - начал он. - Мне рассказали... вот уж именно, как справедливо говорят, что если где выйдет неприятность, так прежде всего надо спрашивать: какую тут роль женщина играла?.. Рассказали, что madame Мерова, дочь графа Хвостикова, которую, может быть, вы видали?..

______________

* между нами (франц.).

- Видал! - проговорил Бегушев.

- Она очень хорошенькая и, главное, чрезвычайно пикантная, что весьма редко между русскими женщинами: они или совсем больные, или толстые... madame Мерова прежде была в интимных отношениях с Янсутским, которого вы тоже, вероятно, встречали в обществе?

- Встречал, - отвечал с презрительною улыбкою Бегушев.

- А кстати, он здесь, в Париже, и хотел сюда прийти завтракать со мной.

Бегушев нахмурился.

- Я не охотник до него! - произнес он.

- Я сам имел его прежде на очень худом счету; но вот, встретясь в Париже с ним, убедился, что он человек очень услужливый, расторопный... и все мне жаловался на madame Мерову - говорил, что она такая мотовка, что невозможно!.. Последнее время сотни тысяч она стала из него тянуть!

- Врет он все, негодяй! - воскликнул Бегушев. - Последнее время он не кормил ее даже!

Генерал был поражен.

- Pourquoi* - спросил уж он по-французски.

______________

* Почему? (франц.).

- Черт его знает, pourquoi! Отделаться, видно, хотел от нее, - отвечал Бегушев.

- Скажите! - произнес генерал. - Но мне потом рассказывали, - прибавил он негромко, - что madame Мерова составляет предмет страсти Тюменева; вы слышали это?

- Слышал что-то такое, - проговорил Бегушев.

- И вы не придаете этому никакого значения большого?

- Совершенно никакого!

- Ну-с, а я вам на это скажу, что Ефим Федорович влюблен в эту дамочку до безумия, до сумасшествия!.. До дурачества... Это в Петербурге все знают и все говорят!

- До каких дурачеств? - спросил Бегушев.

- До разных!.. Делать можно многое; но, понимаете, приличие во всем! Еще Пушкин сказал: "Свет не карает заблуждений, но тайны требует для них!"{152} А Ефим Федорович сделался очень неосторожен... причину его ссоры со мной, конечно, все очень скоро отгадали, и это бросило на него сильную тень... Потом... только опять умоляю, чтобы все это осталось между нами!.. Он живет теперь в Петергофе на одной даче с madame Меровой; их постоянно видят вместе на пароходе и на железной дороге; они катаются, гуляют вдвоем, а в Петергофе, как нарочно, нынешнее лето очень много поселилось сенаторов, членов государственного совета... все они знакомы с Ефимом Федоровичем и, встречая его с этой авантюристкой, удивляются, шокируются!.. Жена моя, которая тоже живет в Петергофе, просто в отчаянии и не знает, принимать ли ей Ефима Федоровича, или нет, когда он приедет к ней.