Алексей Писемский - Мещане

Добрая Аделаида Ивановна, услыхав, что больная так слаба, что ходить не может, исполнилась жалостью и за обедом же сказала брату:

- А ты еще доброе дело делаешь: взял к себе больную дочь графа?

- Да! - отвечал тот.

- Ах, как бы я желала познакомиться с ней, - продолжала старушка, - и даже сегодня, если только это не обеспокоит ее, сходила бы к ней.

- Можно и сегодня!.. Вероятно, она теперь отдохнула!.. - разрешил ей Бегушев.

Аделаида Ивановна так спешила увидать поскорей Мерову, помимо чувства сострадания, и по любопытству взглянуть своим глазом, что это за дама. Встав из-за стола, она немедленно отправилась к больной, отрекомендовала себя сестрой Александра Ивановича и просила полюбить ее.

Добрый вид старушки произвел приятное впечатление на Мерову.

- Вы, не правда ли, не очень больны и, верно, скоро выздоровеете? Что у вас больше всего болит? - спрашивала ее Аделаида Ивановна ласковым-ласковым голосом.

- Грудь! - отвечала Мерова.

- А если грудь, так ничего, - воскликнула старушка. - Я про себя вам скажу: у меня постоянно прежде болела грудь, а вот видите, до каких лет я дожила! - начисто уже выдумала Аделаида Ивановна; у нее никогда грудь не баливала, но все это она, разумеется, говорила, чтобы успокоить больную.

- Вы замужняя или девица? - продолжала она занимать больную.

- Я вдова, - отвечала Мерова.

- Давно потеряли вашего супруга?

- Лет двенадцать!

- Не может быть!.. Вы так еще молоды; конечно, вы с ним недолго жили, и какая, я думаю, это была для вас потеря! - То, что о Меровой говорила прислуга, Аделаида Ивановна с первого же взгляда на нее отвергла. - Но где же вы жили?.. Граф ни разу не говорил мне, что у него есть дочь, и такая еще прелестная!

Мерова в самом деле очень понравилась Аделаиде Ивановне своей наружностью.

- Я жила перед приездом сюда в Киеве, на юге! - отвечала Мерова, все более и более краснея.

- А как приехали сюда, так и расхворались, - это очень понятно; я тоже, - как уж мне хорошо жить у брата, все равно, что в царстве небесном, - но прихварываю: то ноги пухнут, то голова кружится.

- От любви, может быть! - пошутила Мерова.

Аделаида Ивановна засмеялась самым искренним смехом.

- Очень может быть, очень! - говорила она.

В это время, однако, сметливая Минодора, заметив, что это беседование смущает и утомляет Мерову, подошла и шепнула Аделаиде Ивановне, что больной пора ставить мушку.

- Непременно, это необходимо! - согласилась она и, встав, сначала поцеловала Мерову, а потом перекрестила. - Целую вас и кладу на вашу грудь крестное знамение с таким же чувством, как бы делала это мать ваша, проговорила она и вышла.

Мерова по уходе ее залилась слезами: она с детства не встречала такого ухода и такой ласки, как нашла это в доме Бегушева.

Глава VIII

Тучи громадных событий скоплялись на Востоке: славянский вопрос все более и более начинал заинтересовывать общество; газеты кричали, перебранивались между собой: одни, которым и в мирное время было хорошо, желали мира; другие, которые или совсем погасали, или начинали погасать, желали войны; телеграммы изоврались и изолгались до последней степени; в комитеты славянские сыпались сотни тысяч; сборщицы в кружку с красным крестом появились на всех сборищах, торжищах и улицах; бедных добровольцев, как баранов на убой, отправляли целыми вагонами в Сербию; портрет генерала Черняева виднелся во всех почти лавочках. Все эти явления, конечно, влияли и на выведенных мною лиц, из которых, впрочем, главный герой мой, Бегушев, как бы совершенно этим не интересовался и упорно отмалчивался на все вопросы, которые делали ему многие, так как знали, что некогда он изъездил вдоль и поперек все славянские земли. Зато граф Хвостиков и Долгов, снова сблизившиеся, очень много говорили и, ездя неустанно во все дома, куда только их пускали, старались всюду внушать благородные и гуманные чувствования. За такие их подвиги одна газета пригласила их к сотрудничеству, открыв им целую рубрику, где бы они могли излагать свои мысли. Долгов, разумеется, по своей непривычке писать, не изложил печатно ни одной мысли; но граф Хвостиков начал наполнять своим писанием каждый номер, по преимуществу склоняя общество к пожертвованиям и довольно прозрачно намекая, что эти пожертвования могут быть производимы и через его особу; пожертвований, однако, к нему нисколько не стекалось, а потому граф решился лично на кого можно воздействовать и к первой обратился Аделаиде Ивановне, у которой он знал, что нет денег; но она, по его соображениям, могла бы пожертвовать какими-нибудь ценными вещами: к несчастью, при объяснении оказалось, что у ней из ценных вещей остались только дорогие ей по воспоминаниям. Бегушеву граф не смел и заикнуться о пожертвовании, предчувствуя, что тот новую изобретенную графом деятельность с первых же слов обзовет не очень лестным именем. Таким образом, опять оставалась одна только Домна Осиповна, подающая некоторую надежду, к которой граф нарочно и приехал поутру, чтоб застать ее без мужа. Принят он на этот раз был очень скоро и, увидав Домну Осиповну, чуть не вскрикнул от удивления - до такой степени она похудела и постарела за это непродолжительное время; белила и румяна только что не сыпались с ее лица.

- А я к вам, - начала она без прежней своей важности, - писать уж хотела, чтобы узнать о здоровье Лизы... Она, как мне передавали, тоже у Бегушева обитает.

- У нас, у нас! - поспешно отвечал граф.

- Я бы приехала навестить ее, но господин Бегушев, может быть, не велит меня принять, - продолжала Домна Осиповна.

- Нет, нет! У нее совсем особое отделение... Александр Иванович отдал ей комнаты покойной матери своей, - бухнул, не остерегшись, граф.

- Комнаты матери!.. - повторила с ударением Домна Осиповна. - И что же, Лиза в постели лежит? - присовокупила она.

- Иногда; но больше сидит и вместе с нами увлекается великим движением, обхватившим все классы общества!.. - ввернул граф газетную фразу, чтобы сильней повоздействовать на Домну Осиповну. - К вам я тоже приехал с кружечкой, хоть и сердит на вас, что вы не хотели поддержать газеты, которая как бы теперь была полезна!.. Впрочем, бог вас простит за это; пожертвуйте, по крайней мере, теперь нашим соплеменникам, сколько можете!..

И граф развернул перед Домной Осиповной свой пустой бумажник, чтобы приять в него посильную дань. Но Домна Осиповна вместо дани сделала ему ручкой и, немного склонив голову, проговорила озлобленнейшим голосом:

- Благодарю вас покорно!.. Очень вам благодарна!.. Я уж много жертвовала!

Домна Осиповна точно что через разных влиятельных лиц много пережертвовала, надеясь в них найти помощь по своим делам. Но помощи этой она до сих пор не ощущала, что ее очень сердило и огорчало.