Алексей Писемский - Тюфяк

- Гораздо менее, чем видя другую особу, - отвечал Бахтиаров.

Постояв еще несколько времени, он ушел в бильярдную и сел между зрителями на диван. Ему, видно, было очень скучно. Около бильярда ходили двое игроков: один из них был, как кажется, человек солидный и немного сердитый на вид, другой... другой был наш старый знакомый Масуров.

Солидный игрок дал промах.

- А вот мы так не так!.. - сказал Масуров, живо перекинувшись через борт бильярда, и, вывернув неимоверно локти, принялся целиться. - Бац! вскрикнул он, сделав довольно ловко желтого шара в среднюю лузу. - Вот оно что значит на контру-то, каков удар! А? - продолжал он, обращаясь к зрителям.

- Отлично играют! - отнесся к Бахтиарову худощавый господин, которого в городе называли плательной вешалкой.

- Кто? - спросил Бахтиаров.

- Я говорю: Михайло Николаич отлично играют.

- Какой Михайло Николаич?

- Масуров.

- Это разве Масуров?

- Масуров... ловкий игрок.

Бахтиаров сейчас же встал с своего места и подошел к игрокам.

- Каков удар-то? - повторил Масуров, заметив его около себя.

- Славный! - отвечал Бахтиаров.

- Вот как долго целитесь, а еще говорите, что с Тюрей играли... на "себя", ей-богу, на "себя"! - повторил Масуров, между тем как прицеливался его партнер.

- Перестаньте говорить под руку, - возразил тот, отнимая с досадою кий.

- Да я и так ничего не говорю; играйте; что мне за надобность.

- Как же не говорите! Как колокол над ухом, - возразил партнер, снова принимаясь целиться.

- Сами вы колокол. Ну, смотрите... так и есть: на "себя"! - вскрикнул он и залился смехом.

Партнер действительно сделал на "себя".

- С вами невозможно играть, - сказал он, отнимая кий.

- Ну, уж вы и сердитесь... всяко бывает! А вот мы так поиграем: красного сделаем да под желтого выход!.. Есть! Вот тут-то мы вас, батенька, и поймали! Эй ты, маркерина, считай; раз двенадцать, два двенадцать; честь имею вас поздравить: партия кончена!

- Будет! - сказал партнер, выкидывая на бильярд десятирублевую.

- Давайте играть; что за пустяки?

- Не буду я играть, беспрестанно говорите под руку.

- Я не стану, ей-богу, не стану; слова не скажу.

- Не буду, - отвечал лаконически партнер и вышел.

- Экий какой! - проговорил ему вслед Масуров. - Кутнул на красненькую, да и испугался... я, черт возьми, по десяти тысяч проигрывал в вечер да и тут не отставал.

- Не хотите ли со мной? - сказал Бахтиаров.

- Очень рад, - отвечал, обрадовавшись, Масуров, - вы ведь, кажется, гусар?

- Гусар.

Они начали играть. Масуров был в восторге: как-то так случилось, что он то с одного удара кончил партию, то шары разбивались таким образом, что Бахтиарову оставалось делать только белого.

- Что это с вами? - говорили некоторые зрители, обращаясь к Бахтиарову.

- Он хорошо играет, - отвечал тот и начинал как будто бы сердиться.

- Нет, вам нельзя играть со мной так и так, - сказал Масуров, возьмите десять вперед.

- Я оттого проигрываю, что мы играем по маленькой: давайте по пятидесяти рублей.

- Вот еще что вздумали! Как это возможно? Это значит наверняка взять у вас деньги. На вино давайте.

- Извольте.

И вино проиграл Бахтиаров.

- Будет! - сказал Масуров. - Нет, вам нельзя со мной играть, давайте пить.

Они сели за дальний столик.

- Я очень рад, что с вами познакомился, - произнес Михайло Николаич, протягивая руку к Бахтиарову.

- Взаимно и я, - отвечал тот, пожимая ему руку.

- Фамилия моя Масуров.

- А я Бахтиаров.

- Ну и прекрасно.

- Славно вы играете.

- Так ли я еще прежде играл! Не поверите: в полку, бывало, никто со мной не связывался. Раз шельма жид какую штуку выкинул в Малороссии на ярмарке: привозит бильярд без бортов; как вам покажется?

- Не может быть.

- Честью моей заверяю. Но... каким же образом, однако, играть?.. Тот... другой: были хорошие игроки; посмотрели; нет, видят, хитро! Что, я думаю... "Послушай, свиное ухо, - говорю я жиду, - когда у тебя пуста бильярдная?" "От цетырих цасов ноци до восьми утра, ва-се благородие", - говорит. Хорошо! Прихожу в четыре часа ночи, начинаю катать шарами, всю ночь проиграл один, что же? Поутру ею, каналью, самого обыграл на две партии. Тут было схватились со мной другие: было человек десять уланов; всех обдул, как липок; а смешнее всего, один чиновник, с позволения сказать, все белье с себя проиграл.

- Но я не понимаю, каким же образом играют? - сказал Бахтиаров, внимательно выслушав весь этот рассказ.

- Очень просто: дублетов вовсе нет, и тише бьют шары, чтоб не падали на пол. Чокнемтесь, monsieur... позвольте узнать ваше имя.

- Александр Сергеич.

- Чокнемтесь, Александр Сергеич!

Они чокнулись.

- Я сейчас имел удовольствие танцевать с вашей супругой.

- Что вы? Да разве она здесь?

- Была здесь; а вы, видно, и не знаете?

- А я и не знаю... Я дома целый день не был: помню, что-то говорила.

- Я знал их еще девушкой.

- Не правда ли, что славная женщина?

- Чудная!

- Да, черт возьми, кабы не была жена, даже приволокнулся бы за нею.

- А вы разве охотники волочиться?

- Даже очень люблю. Допьемте другую бутылку и пойдемте волочиться.

- Пойдемте.

- Там я, еще в прошлое собрание, видел даму: ух, черт возьми, с какими калеными глазами!

Новые знакомцы вышли под руку в залу, но Масуров скоро юркнул от Бахтиарова; он был в зале собрания как у себя дома, даже свободнее, чем ловкий и светский Бахтиаров: всем почти мужчинам подавал руку, дамам кланялся, иным даже что-то шептал на ухо; и Бахтиаров только чрез четверть часа заметил его усевшимся с дамою во ожидании мазурки. Михайло Николаич, увидя своего приятеля, показывал ему пальцем на свои глаза и в то же время подмигивал на свою даму. У дамы были действительно странные глаза: они были, если хотите, и черные, но как будто бы кто-то толкал их изнутри, и им сильно хотелось выпрыгнуть. Бахтиаров чуть не засмеялся и, желая не поддаться приятелю в выборе дамы, отыскал какую-то девушку тоже с довольно необыкновенными глазами. Эти глаза были, впрочем, совершенно другого свойства: они уходили внутрь, и как владетельница их ни растягивала свои красноватые веки, глаза прятались и никак не хотели показаться на свет. Масуров захохотал во все горло, увидев помещающегося с своей дамой около него Бахтиарова.

- Браво, Александр Сергеич! То, что у вас очень закрыто, у меня очень открыто!

Оба знакомца немного дурачились в мазурке: они очень шибко вертели дам, подводя их к местам, то чересчур выделывали па, то просто ходили, выдумывая какие-то странные пословицы. В отношении же дам своих они вели себя несколько различно: Бахтиаров молчал и даже иногда зевал, но зато рекой разливался Масуров: он говорил даме, что очень любит женские глаза, что взгляд женщины для него невыносим, что он знал одну жидовочку и... тут он рассказал такую историю про жидовку, что дама не знала - сердиться на него или смеяться; в промежутках разговора Масуров обращался к Бахтиарову и спрашивал его вслух, знает ли он романс: "Ах, не глядите на меня, вы, пламенные очи", и в заключение объявил своей даме, что он никогда не забудет этой мазурки и запечатлел ее в сердце. Дама молча поворотила на него свои глаза и отошла.