Алексей Писемский - Виновата ли она

К Ваньковским ездила еще одна дама, некто Лизавета Николаевна Пионова, и ездила почти каждый день, рыжая, рябая, с огромным ртом, влажными серыми глазами и, по-видимому, очень хитрая: к Марье Виссарионовне она обнаруживала пламенную дружбу, а от Ивана Кузьмича приходила в восторг и всегда про него говорила: "Чудный человек! Превосходный человек!". За Леонидом она, кажется, приволакивалась, а он говорил ей на каждом шагу дерзости и показывал явное пренебрежение. Раз она, не зная, о чем бы с ним заговорить, попросила его дать ей какую-нибудь книгу читать. Сначала он ей отвечал: "У меня никаких нет книг". Она не отставала. "Да какую вам надобно книгу?" - наконец, спросил он. "Какую-нибудь поинтереснее". Он пошел и принес ей календарь. Она надулась. Когда она обращалась к нему с просьбою сыграть на фортепьяно, он садился и начинал казачка. Досаднее всего, что эта госпожа обходилась с Лидиею Николаевною свысока и едва ее замечала.

Однажды я пришел на урок. Леонида дома не было: это с ним часто случалось. Я прошел в кабинет. Мимо растворенных дверей промелькнула горничная, потом другой раз, третий - и, наконец, вошла в кабинет.

- Что вы изволите сидеть одни-с, барышня дома, - сказала она.

- Где же Лидия Николаевна? - спросил я не совсем спокойным голосом.

- В гостиной, пожалуйте туда-с; я докладывала об вас.

Я прошел в гостиную. Лидия Николаевна сидела за пяльцами.

- Брат сейчас приедет, он поехал с маменькою, - сказала она.

Я сел. Говорить с Лидиею Николаевною было для меня величайшим наслаждением, но мне это редко удавалось. Я решился воспользоваться настоящим случаем.

- Какую вы огромную картину вышиваете, - сказал я.

Приличнее этого мне ничего не пришло в голову.

- Эта еще не так велика... Посмотрите, какое славное лицо у старика, отвечала Лидия Николаевна, показывая узор, на котором был изображен старик с седою бородою, с арфою в руках, возле его сидел курчавый мальчик и лежала собака; вдали был известный ландшафт с деревцами, горами и облаками.

- Надобно иметь истинно женское терпение, чтобы все это вышить, продолжал я, рассматривая узор.

- Нет, это не терпение, а так... от нечего делать... - отвечала Лидия Николаевна. - Хорошо, если бы женщины должны были иметь терпение только вышивать подушки, которые потом запачкаются и бросятся, - прибавила она, вздохнув.

- А где же им оно еще нужно? - спросил я с ударением.

- В жизни.

- Это, я полагаю, нужно мужчинам и женщинам.

- Мужчинам? О, нет! Они гораздо свободнее; они могут быть тем, чем хотят, а мы бываем тем, чем нам велят.

"Милая девушка, как она умна", - подумал я.

- Мне кажется, - начал я вслух, - что женщины в наше время довольно свободны...

- Чем же свободны? Может ли, например, женщина выйти или не выйти замуж?

- Конечно, может.

- Нет, не может, потому что над ней сейчас станут смеяться, назовут старою девушкою, скажут, что она зла; родные будут сердиться, тяготиться: на это недостанет никакого терпения.

- Необходимость выйти замуж для каждой девушки сделается приятною: стоит только выйти за того, кого полюбишь.

- А если никого не любишь?

- Надобно дожидаться: для всякой женщины придет пора, когда она полюбит.

- Не думаю, я первая никогда и никого не полюблю.

- Это почему вы думаете?

- Так... Полюбить одного, а выдадут за другого: лучше уж никого не любить.

Интересный разговор наш был прерван на этом месте приездом Леонида с матерью.

Мы ушли с ним в кабинет.

В этот раз я не совсем добросовестно исполнял обязанность наставника. Теорию неопределенных уравнений растолковал так неопределенно, что это даже заметил мой воспитанник, хотя и слушал меня по обыкновению очень невнимательно.

- Вы что-то сегодня совсем непонятно рассказываете, - сказал он с обыкновенною своею откровенностию.

- Мне нездоровится, - отвечал я.

- Ну так оставьте, и мне надоело. - Пойдемте в гостиную.

Я только того и ждал и дал себе слово во что бы то ни стало возобновить с Лидиею Николаевною прежний разговор, но на беду мою несносный Иван Кузьмич был уже тут и сидел рядом с нею. Марья Виссарионовна рассказывала какую-то длинную историю про одну свою родственницу, которой предстояла прекрасная партия и которую она сначала не хотела принять, но потом, желая исполнить волю родителей, вышла, и теперь счастливы так, как никто; что, наконец, дети, которые слушаются своих родителей, бывают всегда благополучнее тех, которые делают по-своему. Говоря это, она переглядывалась с Иваном Кузьмичом, который ей поддакивал, и взглядывала на дочь; та сидела, потупившись, и ни слова не говорила. Леонид слушал мать с насмешливою улыбкою. Мне бы, вероятно, целый вечер не удалось переговорить с Лидиею Николаевною, но приехала Пионова. С нежностию поздоровалась она с Марьею Виссарионовною, издала радостное восклицание при виде Ивана Кузьмича, который у ней поцеловал руку, и тотчас же начала болтать, а потом, прищурившись, взглянула в ту сторону, гае сидел Леонид, и проговорила сладким голосом:

- Вы здесь, Леонид Николаич, я вас и не вижу... Здравствуйте!

Тот не пошевелился и ни слова не сказал; меня и Лидию Николаевну она по обыкновению не заметила. Лида вышла, наконец, в залу, я тоже последовал за нею, благословляя в душе приезд Пионовой. Когда я вошел, Лидия сидела на небольшом диване, задумавшись. Увидев меня, она улыбнулась и проговорила:

- Я ушла, там очень жарко, посидимте здесь.

Я стал около нее.

- Вы будете у нас завтра? - спросила она.

- Буду.

- А послезавтра?

- Послезавтра воскресенье, урока у меня нет.

- Ничего, приходите обедать и на целый день.

Я обмер от радости.

- Завтра я не буду целый день дома, - прибавила Лидия.

- Где ж вы будете? - спросил я.

- В пансионе у madame Жарве. Там завтра акт и вечером бал.

- Стало быть, вы завтра будете веселиться?

- Какое веселье!.. Я не люблю балов, но я там училась; начальница меня очень любила; сама приезжала и просила, чтоб мамаша меня отпустила; она очень добрая!

- Я знал одну из воспитанниц madame Жарве; та не похожа на вас и, кажется, очень любит балы.

- Кто такая?

- Вера Базаева, которая мне еще как-то кузиной приходится.

- Верочку Базаеву? Она вам кузина! Эта наша пансионская красавица. Скажите, где она и что делает?

- Я думаю, танцует и кокетничает.

- Право? Она, впрочем, всегда была немного кокетка, а какая хорошенькая! Сначала я была с ней дружна, а потом расстались холодно; она тогда зиму жила здесь, очень много выезжала, и мы почти не видались.

- У меня с нею почти были такие же отношения: на первых порах мы с ней очень скоро подружились, или по крайней мере она уверяла меня, что ей очень ловко танцевать со мною вальс, а я находил, что она очень хороша собою.

- Вы не были в нее влюблены?