Андрей Платонов - Неодушевленный враг

Наружная стрельба и шорох земли, оседающей вокруг нас, мешали мне слушать дыхание Рудольфа Вальца, и он мог незаметно для меня удалиться. Я понюхал воздух и понял, что от Вальца пахло не так, как от русского солдата,-- от его одежды пахло дезинфекцией -- и какой-то чистой, но неживой химией; шинель же русского солдата пахла обычно хлебом и обжитою овчиной. Но и этот немецкий запах Вальца не мог бы помочь мне все время чувствовать врага, что он здесь, если б он захотел уйти, потому что, когда лежишь в земле, в ней пахнет еще многим, что рождается и хранится в ней,-- и корнями ржи, и тлением отживших трав, и сопревшими семенами, зачавшими новые былинки,-- и поэтому химический мертвый запах немецкого солдата растворялся в общем густом дыхании живущей земли.

Тогда я стал разговаривать с немцем, чтобы слышать его.

-- Ты зачем сюда пришел? -- спросил я у Рудольфа Вальца.-- Зачем лежишь в нашей земле?

-- Теперь это наша земля. Мы, немцы, организуем здесь вечное счастье, довольство, порядок, пищу и тепло для германского народа, с отчетливой точностью и скоростью ответил Вальц.

-- А мы где будем? -- спросил я. Вальц сейчас же ответил мне:

-- Русский народ будет убит, -- убежденно сказал он. -- А кто останется, того мы прогоним в Сибирь, в снега и в лед, а кто смирный будет и признает в Гитлере божьего сына, тот пусть работает на нас всю жизнь и молит себе прощение на могилах германских солдат, пока не умрет, а после смерти мы утилизируем его труп в промышленности и простим его, потому что больше его не будет.

Все это было мне приблизительно известно, в желаниях своих фашисты были отважны, но в бою их тело покрывалось гусиной кожей, и, умирая, они припадали устами к лужам, утоляя сердце, засыхающее от страха... Это я видел сам не однажды.

-- Что ты делал в Германии до войны? -- спросил я далее у Вальца. И он с готовностью сообщил мне:

-- Я был конторщиком кирпичного завода "Альфред Крейцман и сын". А теперь я солдат фюрера, теперь я воин, которому вручена судьба всего мира и спасение человечества.

-- В чем же будет спасение человечества? -- спросил я у своего врага. Помолчав, он ответил: -- Это знает один фюрер.

-- А ты? -- спросил я у лежащего человека. -- Я не знаю ничего, я не должен знать, я меч в руке фюрера, созидающего новый мир на тысячу лет. Он говорил гладко и безошибочно, как граммофонная пластинка, но голос его был равнодушен. И он был спокоен, потому что был освобожден от сознания и от усилия собственной мысли. Я спросил его еще: -- А ты сам-то уверен, что тогда будет хорошо? А вдруг тебя обманут?

Немец ответил:

-- Вся моя вера, вся моя жизнь принадлежит Гитлеру.

-- Если ты все отдал твоему Гитлеру, а сам ничего не думаешь, ничего не знаешь и ничего не чувствуешь, то тебе все равно -- что жить, что не жить, -- сказал я Рудольфу Вальцу и достал его рукой, чтобы еще раз побиться с ним и одолеть его.

Над нами, -поверх сыпучей земли, в которой мы лежали, началась пушечная канонада. Обхватив один другого, мы с фашистом ворочались в тесном комковатом грунте, давящем нас. Я желал убить Вальца, но мне негде было размахнуться, и, ослабев от своих усилий, я оставил врага; он бормотал мне что-то и бил меня в живот кулаком, но я не чувствовал от этого боли.

Пока мы ворочались в борьбе, мы обмяли вокруг себя сырую землю, и у нас получилась небольшая удобная пещера, похожая и на жилище и на могилу, и я лежал теперь рядом с неприятелем. Артиллерийская пальба наружи вновь переменилась; теперь опять стреляли лишь автоматы и пулеметы; бой, видимо, стоял на месте без решения, он забурился, как говорили красноармейцы-горняки.

Выйти из земли и уползти к своим мне было сейчас невозможно, -- только даром будешь подранен или убит. Но и лежать здесь во время боя бесполезно -для меня было совестно и неуместно. Однако под руками у меня был немец, я взял его за ворот, рванул противника поближе к себе и сказал ему.

-- Как же ты посмел воевать с нами? Кто же вы такие есть и отчего вы такие?

Немец не испугался моей силы, потому что я был слаб, но он понял мою серьезность и стал дрожать. Я не отпускал его и держал насильно при себе; он припал ко мне и тихо произнес:

-- Я не знаю...

-- Говори -- все равно! Как это ты не знаешь, раз на свете живешь и нас убивать пришел! Ишь ты, фокусник! Говори,-- нас обоих, может, убьет и завалит здесь,-- я хочу знать! Бой поверх нас шел с равномерностью неспешной работы: обе стороны терпеливо стреляли; ощупывая одна другую для сокрушительного удара.

-- Я не знаю,-- повторил Вальц.-- Я боюсь. Я вылезу сейчас. Я пойду к своим, а то меня расстреляют: обер-лейтенант скажет, что я спрятался во время боя.

-- Ты никуда не пойдешь! -- предупредил я Вальца -- Ты у меня в плену!

-- Немец в плену бывает временно и короткий срок, а у нас все народы будут в плену вечно! -- отчетливо и скоро сообщил мне Вальц -- Враждебные народы, берегите и почитайте пленных германских воинов! -- воскликнул он вдобавок, точно обращался к тысячам людей.

-- Говори, -- приказал я немцу, -- говори, отчего ты такой непохожий на человека, отчего ты нерусекий.

-- Я нерусский потому, что рожден для власти и господства под руководством Гитлера! -- с прежней быстротой и заученным убеждением пробормотал Вальц; но странное безразличие было в его ровном голосе, будто ему самому не в радость была его вера в будущую победу и в господство надо всем миром. В подземной тьме я не видел лица Рудольфа Вальца, и я подумал, что, может быть, его нет, что мне лишь кажется, что Вальц существует, -- на самом же деле он один из тех ненастоящих, выдуманных людей, в которых мы играли в детстве и которых мы воодушевляли своей жизнью, понимая, что они в нашей власти и живут лишь нарочно. Поэтому я приложил свою руку к лицу Вальца, желая проверить его существование; лицо Вальца было теплое, значит, этот человек действительно находился возле меня.

-- Это все Гитлер тебя напугал и научил, -- сказал я противнику. -- А какой же ты сам по себе? Я расслышал, как Вальц вздрогнул и вытянул ноги -строго, как в строю.

-- Я не сам по себе, я весь по воле фюрера! -- отрапортовал мне Рудольф Вальц.

-- А ты бы жил по своей воле, а не фюрера! -- сказал я врагу.-- И прожил бы ты тогда дома до старости лет, и не лег бы в могилу в русской земле.

-- Нельзя, недопустимо, запрещено, карается по закону! -- воскликнул немец. Я не согласился:

-- Стало быть, ты что же,-- ты ветошка, ты тряпка на ветру, а не человек!

-- Не человек! -- охотно согласился Вальц. -- Человек есть Гитлер, а я нет. Я тот; кем назначит меня быть фюрер! Бой сразу остановился на поверхности земли, и мы, прислушиваясь к тишине, умолкли. Все стало тихо, будто бившиеся люди разошлись в разные стороны и оставили место боя пустым навсегда. Я насторожился, потому что мне теперь было страшно; прежде я постоянно слышал стрельбу своих пулеметов и винтовок, и я чувствовал себя под землей спокойно, точно стрельба нашей стороны была для меня успокаивающим гулом знакомых, родных голосов. А сейчас эти голоса вдруг сразу умолкли.

Читать дальше