Николай Почивалин - Любанька

- Чем девку-то привадил? К отцу ведь так не льнет. - Усмехнувшись и словно бы недоумевая, она оглядела его - уже седоватого, высокого, большеносого, с глубоко упрятанными под нависшие брови глазами, мудро догадалась: - Своих-то нет, что ли?

- Нет. - Легко, как пушинку, державшая полное конное ведро рука Сергея Ивановича окаменела взбухшими мускулами. Настроение у него от этого прямого и в общем-то естественного вопроса сразу испортилось; доброе расположение духа вернулось только час спустя, когда Любанька кубариком подкатилась к нему - успевшая загореть, с синими, радостно округлившимися глазами и потемневшими после умывания прядками на висках.

Светлые, не похожие на все прожитые, дни кончились так же неожиданно, как, наверно, кончается все хорошее - когда к нему уже привык.

В этот раз девочка окликнула его в самое неурочное время - Сергей Иванович только что влез на крышу.

- Сергей Иванович, Сергей Иванович! - задрав головенку, звала она, и столько в ее позе, в тоненьком напряженном голосе было жалкого, беззащитного, что Сергей Иванович, едва ли придерживаясь за что, сиганул вниз.

- Что, Любанька?

- Меня увозят, - длинные реснички ее неудержимо трепетали, будто собирались улететь. - Отец неродной на машине приехал!

- Ну ничего, ничего. К братику поедешь. Потом опять к бабушке приедешь, - успокаивал Сергей Иванович и Любаньку и самого себя; говорил он медленно, не замечая, как по крутой его скуле перекатывается желвак словно ртутная капля в уровне, когда он попадает в неумелые руки. Эх, была бы его воля!..

Больше в этот раз Сергей Иванович не работал, хотя не было еще и двенадцати.

Он обошел вокруг дачи, что, желтея свежим тесом, как теремок поднялась на зеленой поляне, неожиданно выругался. На кой черт взялся, будто не хватает ему чего-то! Люди в отпуск отдыхают, а он работает. И все из-за уважения - отказать не может. Жене тоже бы отпуск дали, если б понастойчивей просила, - взяли бы да закатились куда-нибудь на море!..

Внутри дачи стоял крепкий спиртовой дух смолы, прогретого дерева. Сергей Иванович потоптался, недовольно отодвигая ногой стружки, обрезки досок, щепу, увидел сидящую за низким столиком куклу в розовом платье. И подружку свою позабыла!.. Осторожно, словно боясь разбить, он собрал пластмассовые тарелочки, отнес вместе с куклой бабке.

- Расстроилась девка. В воскресенье поеду проведаю - отдам. У меня, сказать тебе, у самой - ровно покойник в дому, по углам пусто. Да разве ж ей хуже тут, на воле-то! - Бабка шумно сморкнулась. - Уж как на суде, да и после суда-то просили: отдайте нам. Нет, отказали - закон! А это дело сердце-то надвое рвать? Дите же еще...

Будто потеряв что-то, глядя себе под ноги, Сергей Иванович вернулся к даче, сел на самом солнцепеке, одновременно машинально стащив с головы сделанную из носового платка повязку.

Странно, при полном безветрии вздрагивала, переливаясь и струясь каждым листком, ближняя осина; по зеленой, залитой солнцем траве словно плыл невидимый золотистый поток; надсадно, как комар, прогудел и утих вдали лодочный мотор, и в сомкнувшейся тишине остались только птичьи, не мешающие ей голоса. Сергей Иванович видел и слышал все это, вместе с тем ничего не видя и не слыша. Вздохнув, он поднялся, аккуратно сложил инструмент и прихватил авоську с нетронутым обедом.

1963