Ирина Полянская - Прохождение тени

-- Сделай мне одолжение, -- произнес Коста. -- Тут впереди будет большое дерево... Постой за ним, так, чтоб тебя не было видно со стороны дома, а я подойду к калитке. Все, что увидишь, потом расскажешь мне.

Я осталась стоять за стволом огромного тополя. Коста подошел к калитке и громко постучал по ней палочкой.

Из-за дерева я увидела, как на веранду вышла женщина во всем черном, постояла, приглядываясь к Коста, а затем, осторожно ступая в мягких чунях, направилась к калитке. Она подошла к ней вплотную и стала молча всматриваться в лицо Коста, молча и жалобно, как будто хотела и не решалась высказать какую-то просьбу... Постояв перед ним, женщина так же бесшумно удалилась.

Я вышла из своего укрытия, взяла Коста за руку. Он задал мне какой-то вопрос по-грузински, потом, спохватившись, переспросил по-русски:

-- Что ты видела?

-- Пожилая женщина, -- ответила я. -- Она стояла в двух метрах от тебя. Неужели ты не слышал, как она подошла?

-- Они все ходят неслышно, -- зло ответил Коста.

Я собиралась уже спросить, что означает эта таинственность, как со стороны соседнего двора послышалось восклицание:

-- Коста!

Девочка лет пятнадцати, выглянувшая из беседки, удивленно произнесла его имя. Из беседки выскочил юноша, за ним мужчина и женщина с встревоженными лицами. Я заметила, как мужчина крепко схватил юношу за руку и что-то тихо сказал ему. Потом шепнул на ухо женщине, и она заулыбалась нам. Одернув грубый овечий свитер, мужчина приветливо молвил по-русски:

-- Э, так ты вернулся, Коста?

-- Как видите, батоно Рустам, -- ответил Коста с вызовом в голосе.

-- Добро пожаловать, дорогой, -- сказал Рустам и, подойдя, распахнул перед нами калитку. -- Добро пожаловать, девушка, -- обратился он ко мне.

-- Это моя невеста, -- крепко сжав мое запястье, сказал Коста.

-- Вот как? -- недоверчиво произнес Рустам. -- Твоя мать не против русской невесты? -- как бы с улыбкой спросил он, глаза его серьезно и внимательно изучали меня.

-- У нас в Цхинвали многие теперь женятся на русских.

-- Многие, но у Эристовых, наверное, это будет первый случай, -- с непонятной интонацией заметил Рустам.

-- И Эристовым пора приобщаться к традиции.

-- Пожалуйста, проходите в беседку, -- сказал Рустам. -- Мы только сели ужинать. Нателла угостит вас цахараджанами...

Мы шли вслед за Рустамом по усыпанной гравием дорожке. Коста серьезно произнес, наклонившись к моему уху:

-- Помни, ты моя невеста. Только веди себя правильно. Первая не заговаривай, а если тебя будут о чем-либо спрашивать, отвечай степенно и лишних слов не говори.

-- Может, мне следует голову покрыть платком? -- усмехнулась я.

-- В этом нет нужды, -- строго ответил он.

Тут я заметила, что та странная женщина из соседнего дома стоит у забора, отделявшего ее двор от двора Рустама, и смотрит на нас. Батоно Рустам сделал едва приметное движение головой в ее сторону, но она все продолжала стоять, пока мы не скрылись в увитой виноградом беседке.

Над нашими головами свисали тяжелые дымчато-сизые гроздья, похожие на гнезда диковинных птиц; виноградные листья пылали, заполненные горящим солнечным светом. На большом блюде в центре стола высилась гора лепешек, рядом с ней миска с топленым маслом. На другом блюде лежала горой свежевымытая зелень, яблоки, желтые груши, виноград.

-- Ты все еще занимаешься музыкой со своей учительницей? -- спросил батоно Рустам.

-- Да, я поступил в музучилище.

-- Вот как? -- произнес батоно Рустам как бы с удивлением, но я почувствовала, что оно наигранно. Он, видимо, все знал о Коста; у него было мужественное, задубевшее от солнца настоящее мужское лицо, и притворство давалось ему с трудом.

Батоно Рустам разлил вино по мельхиоровым стаканчикам. Девушка и мать взяли бокальчики в руки, а юноша не брал свой стакан до тех пор, пока отец не повернул к нему головы. Но и Коста не торопился поднять свой бокал. Я видела, как батоно Рустам напряженно ждал этого.

Повисла тяжелая, как мне показалось, пауза. Женщина с тревогой смотрела на Коста, в глазах девушки светилось сострадание, а юноша не скрывал своей пренебрежительной усмешки. Наконец Коста произнес:

-- Нет ли у вас водки?

-- Отчего нет, дорогой, есть и чача, и водка, что твоя душа пожелает. Нателла... -- поспешно сказал батоно Рустам женщине, которая тут же поднялась из-за стола.

Батоно Рустам выплеснул из всех бокалов вино на землю и наполнил их водкой. Коста взял свой бокал. Как только он это сделал, я заметила, что на лице тети Нателлы проступило облегчение. Рука его с бокальчиком застыла над столом, и все потянулись с ним чокнуться, кроме юноши, которого и суровый взгляд отца не заставил сделать это.

Батоно Рустам повторно еще раз звонко стукнул своим бокальчиком в бокал Коста.

Все смотрели на слепого гостя.

Он поднес бокал к губам и залпом выпил водку.

Я чуть пригубила и поставила свой бокальчик на стол. Батоно Рустам с Коста заговорили на грузинском языке, а мы с тетей Нателлой стали беседовать о грузинских блюдах. Она сказала, что они с дочерью с удовольствием научат меня их готовить, если жених будет отпускать меня к ним. Что цахараджаны лишь тогда получаются по-настоящему вкусными, когда свекольную ботву режешь мелко-мелко, как, например, режут кинзу. Кое-кто кладет в начинку еще и брынзу, но она этого не делает, потому что тогда исчезает грибной привкус лепешек. Их пекут в печи -- до той поры, пока они не начинают раздуваться, как пузыри: это означает, что пироги готовы. Тетя Нателла спросила, не возьму ли я лепешек с собою в общежитие. Я обратилась к Коста: можно ли мне это сделать? Коста, не прерывая своего разговора с батоно Рустамом, резко махнул рукой, запрещая мне это.

...Как только мы, распрощавшись с хозяевами, вышли за калитку, я спросила у Коста, что все это означает. Он ответил, что объяснит мне все, а пока сам хочет кое о чем меня расспросить. Мы шли по улице вниз. Коста шагал сам, постукивая перед собою палочкой, он почти никогда не брал меня под руку, как это делали другие слепые. Я чувствовала, как он сейчас возбужден. Он немало выпил за вечер. Первый вопрос Коста оказался для меня неожиданным.

-- Женщины сидели за столом? -- спросил он.

-- Да.

-- Мальчик ел вместе с ними? -- продолжал Коста.

-- Какой мальчик?

-- Сын батоно Рустама, Тенгиз.

-- Он вовсе не мальчик, а молодой человек.

-- Так он ел или нет?

-- Нет, только выпил водку.

-- Выпил прежде, чем я поднес бокал ко рту, верно? И не захотел чокнуться со мною. За него чокнулся Рустам. Он, видно, думал, что я ничего не пойму.

Что-то не позволяло мне рассмеяться над этими вздорными вопросами, как будто я уже вошла в роль кавказской невесты.

-- Да, он выпил прежде тебя. И не чокнулся. Потом сразу ушел.