Дмитрий Попандопуло - Христо-борец (Геленджикские рассказы)

Так вот, Аристика как раз был оттуда, вырос около старой бабки Марики, другую же ближайшую родню даже не помнил - кто умер, кого в Сибирь выслали в тридцать седьмом ни за хрен собачий. В городе они обосновались вдвоем в какой-то хибаре, куда третьему не войти из-за тесной невозможности. Поэтому Аристика приходил до бабки только на ночевку, съедал свою тарелку фасолевого супа и спал как слон. А все остальное время был он палубным матросом на малом сейнере "Топорок", таскал кошеля то с хамсой, то с барабулей, а то и с кефалью, штопал сети, драил палубу, колол дрова да мыл котлы для кока.

В летний сезон, когда рыба не идет, неженатые рыбаки к вечеру гладили клеша и светлых оттенков бобочки и шли ватагой туда, откуда доносился духовой оркестр и были танцы. Туда стекалась тогда вся молодежь, которая еще не понимала, зачем нужно просто так часами сидеть на лавочке или стоять где-то посреди тротуара, мешая добираться отдыхающим до пляжа. Она тогда шла косяками на танцы, причем не глазела на москвичек, а активно кадрила их, покоряя не только своим черным загаром, а и умением классно танцевать танго с фокстротом, а также "молдаванеску" и "па-де-грасс".

В те вечера вахтенным на судне обычно оставался Аристика, который не пил, не курил и совершенно не умел танцевать. Он вообще туда стеснялся ходить, потому что плохо говорил по-русски по причине низкого образования и других неудачных причин в его греческой семье в лице бабки Марики, которая вообще не знала по-русски. Он был малоразговорчивый, на людях вел себя почти как немой и в свои двадцать лет, имея широкую грудь и кудрявую голову, ни разу не то что не дотрагивался до какой-нибудь девушки, но даже боялся смотреть на них. Из-за такой робости с ним вышла печальная история, про которую знали не только все рыбаки, но, считай, весь город.

На "Топорке" плавали и другие молодые ребята, которые были в женских вопросах большими шустряками и потому держали Аристику за неполноценного рыбака второго сорта. Митя Кирикиди, тоже матрос, так тот однажды побожился, что сумеет не только привести Аристику на танцы, но и познакомит с шикарной блондинкой. Тогда блондинок было очень много и, представьте, поголовно все были натуральные. Митя среди них вообще был за своего, потому как при знакомстве придурялся отдыхающим, говорил "ми из МГУ", имея ввиду санаторий университета. Орлиный нос, ниточкой усы и особый блеск глаз, конечно, выдавали в нем местного, но такая безобидная ложь не уменьшала обожания к этому красавцу со стороны многих москвичек, не говоря уже о жительницах какой-нибудь Вологды.

Он таки чуть не силком притащил Аристику на танцы в пансионат "Кавказ". Это там, за маяком, где рядом к морю весь в кустах овраг выходит, он "щелка" по-нашему называется. Аристика сразу спрятался за абрикосами, что росли вокруг танцплощадки и выглядывал из-за веток, что негр из джунглей. Народ, который знал про то, что одичалый Аристика наконец на людях и сейчас будет происходить его знакомство впервые в жизни с женским полом русского происхождения, просто сгорал от любопытства: как же тот полунемой, хоть и интересный, парень будет кадриться? Что он скажет девушке, если слов подходящих, считай, совсем не знает?

- Галочка, поверь слову моряка, скромнее парня нету не только на этой танцплощадке, но и по всему побережью, включая Адербиевку. Ты с ним посмелее, он до того стеснительный, что танцевать до сих пор не научился, хотя совсем взрослый мужчина. Он сказать что-нибудь боится, молчун наш кучерявый, ты уж расшевели его, на дамский пригласи. Как пришли, сразу кинул на тебя глаз, усек твою точеную фигурку. Видишь, уперся в тебя со своей засады? Галка, классный парень, не теряйся.

Это Кирикиди лапшу вешал таким манером. Другие ребята в тот момент обступили Аристику и травили ему про то, чтобы он не терялся насчет блондинки, которая сходу втрескалась в него, как он появился, и уже час пытает, что это за парень тот с шевелюрой, который выглядывает из-за абрикоса.

- Не будь лопухом, - говорили те ребята. - Сходу бери на абордаж, то есть веди в щелку и полный вперед.

Таким образом подталкивая жениха да невесту друг до друга, веселые эти ребята вскорости уже видели, как во время дамского танца, а то был, кажется, фокстрот, Аристика топтался с беспомощным лицом около своей партнерши, а та смеялась и, похоже, говорила ему, чтобы не тушевался из-за того, что на ноги ей без конца наступает. Всем, конечно, нестерпимо хотелось услышать, осмелится что-либо сказать Аристика, несмотря на то, что оркестр гудит дай боже и народ шуршит подошвами об цемент.

Но тут дамский кончился, а наша парочка вместо того, чтобы подойти к своим ребятам, неожиданно протолкалась на волю и пошла по темной дорожке в сторону моря. Кирикиди, как главный организатор эксперимента, не смог больше терпеть возникшей неизвестности и вместе с кем-то таким же любознательным стал продвигаться туда же. Возле обрыва на виду у бухты с лунной дорожкой те сидели на лавочке, не зная про шпионов, что притаились в густой траве. Промеж них и произошел тот знаменательный разговор, правда, совсем короткий:

Галка:

- А вас как звать?

Аристика молчит.

Галка:

- А сколько вам лет?

Аристика молчит, но громко и часто дышит.

Галка:

- А кем вы работаете?

Аристика:

- Аристика... Мне стидно... Слюшай, пойдем на щелка селоваться?!

В траве возле лавочки, можете представить, какой смех был после тех слов? С того смеха наша малознакомая парочка в один момент улетучилась в разные стороны.

После того Аристика больше не делал ни одного шага в сторону Северной стороны, то есть в курортную зону, а Кирикиди в упор не видел. В тихую погоду, когда музыка над водой доносится совершенно чистым звуком, он сидел на палубе с шилом в руке над паршивыми сетями, то ли чинил их, то ли делал вид, что чинит. Когда танцы на берегу кончались, он спускался в кубрик и спал до утра. После того, как единственная его бабка умерла, вообще редко сходил на берег, разве когда кок гонял на базар за луком или еще за чем. А когда он шел мимо ресторана "Крыша", возле которого всегда ошивался всяческий околопортовый народ, оттуда кто-нибудь обязательно громко орал: "Аристика... мне стидно... пойдем на щелка целоваться..." и все другие дружно ржали.

Эта однообразная сценка, скажу вам, повторялась не один десяток лет. Бывало, идет до порта Аристика, хотя и кучерявый все, да совсем седой, а из пацанов, тех, что и родились уже после той истории, орет кто-нибудь, мол, пойдем на щелка целоваться. А тот, между прочим, всегда проходил молча, голову не повернет, с выдержкой был мужик.

А в шестьдесят девятом году был тот страшный шторм, что загнал наши сейнера с уловом аж в Поти. Синоптики сказали, что десятибалльный шторм продлится еще три дня и чтобы рыбаки сидели себе на берегу да попивали чачу, что все так и делали с удовольствием. Кирикиди же, который в то время вырос из простого матроса до капитана "Топорка", на другое утро не захотел ждать, когда жирная хамса протухнет, и решил прорваться до дому, поскольку ему показалось, что шторм стихает. То ему так показалось, и сейнер до дому не дошел, потом даже щепки или какого-то опознавательного предмета не могли найти, сколько ни искали.