Валерий Попов - Очаровательное захолустье

Бандуристы были строгие, седые, их длинные волосы были прижаты ленточками из лыка. Костюмы из Албании молодили их.

Крот, бледный на лицо (на высоте его крепко подташнивало), шептал мне:

- Влетели мне эти бандуристы в копеечку!

От мафии были - бровастый, его заместитель в интеллигентном пенсне и взволнованный Петр, еще надеющийся исполнить свой смертельный номер - прыжок с крыши.

Были Мыцин и его сын, пока еще поглядывающие друг на друга враждебно.

Ваня и его лысый друг - теперь уже не просто мильтоны, а секьюрити стояли в черных костюмах, флегматично застыв, сложив руки с мобильниками на причинном месте, как их голливудские коллеги.

Берх, с тугой косичкой на лысой голове, снова с его фондом оказавшийся здесь, пытался воротить башку от Луня и Фалько: долго еще эти будут тут всем командовать? Долго. Долго еще. И голову, как ни старайся, на сто восемьдесят градусов не отвернешь: шея сломается. Вот так. Справедливость у нас всегда будет вершиться!.. кто бы ее ни вершил.

Тут же был и Фрол, с заросшим маленьким личиком, в натянутой до бровей бейсбольной кепочке - как бы отсутствующий на этом позорном акте, - но ставил-то его он! А куда денешься? Наших слепых бандуристов ничем не перекрыть. Супротив нашего благородства не попрешь! И телевидение толклось тут в сладком ожидании. Фрол наверняка что-то отмочит!

Фалько, хоть и был тут первый человек, держался скромно - успел, правда, в телевизор сказать, что партия его оплатила красочные костюмы для бандуристов. Скромный-то он скромный, но недавно, напирая на общность наших убеждений, требовал, чтобы я плыл туда, на дальний мыс, во вражеский стан с чемоданом листовок.

- Нет! Только с чемоданом колготок! - твердо ответил я.

Любка была в преступном, на мой взгляд, мини: могла бы одеться и поскромней.

Андре, осунувшийся от слишком бурных переживаний последних дней, пока снимал только бабочек, порхающих средь гостей.

С дальнего мыса вспорхнул скромный вертолет министра в сопровождении двух "барракуд". Кортеж приближался... и вот - с пушечным грохотом вылетели из окон ржавые щиты!.. Узнаю эти крепкие руки! Слепые грянули "Встало солнышко" в переводе с "Битлз".

Вертолет опустился прямо на нашу крышу. "Барракуды" кругами сновали в небесах. Сутулясь под замедляющимися лопастями, к трапу кинулся Крот. По ступеням молодцевато сбежал, с черными бровями и в белом костюме, министр ресурсов Шпандырин, и они с Кротом обнялись.

- Ну, этого вы знаете - наша общая совесть! - Крот подвел его к нам.

Шпандырин взмахнул руками:

- Ну как же! И моя тоже! - и обнял Луня.

- С Фалько вы, я думаю, сталкивались?

- Сталкивались! И еще будем сталкиваться! - боевито сказал министр.

Похоже, наш моральный климат нравился ему.

- Упаду для верности? - взволнованно шептал мне Петр.

- ...Погодь.

- Эх, погощу я у вас, пожалуй, недельку! - сладострастно почесываясь под костюмом, сказал министр.

- И этот сюда! Что там у них - медом намазано? - Я с изумлением глядел на домик-пряник.

Тут у Вани заверещал телефончик, он поднес его к уху, и было слышно не только ему: "Проверить, все ли слепые слепые!" Он кинулся к бандуристам.

- А это наш замгенерального по экологии, контр-адмирал Дыбец!

- Очищаем бухту! - отрапортовал тот.

- А это замгенерального по связям с общественностью, писатель Попов.

- Тот самый? Что написал "Ой, не кори меня, мати"? - Министр буквально расцвел. Пришлось сознаться: за деньги, обещанные Кротом, и не в том сознаешься... Вот я и зам!

- По голосу совести нашего уважаемого, - забубнил я, указывая на Луня, решили отдать Пень-хауз оркестру слепых...

Моей бы совести точно не хватило на это! Ход Лунем.

Министр благосклонно кивал... Недолго длилось это блаженство - секунд приблизительно двадцать, но какой-то "терем справедливости" я тут воздвиг.

У Любки заверещал телефончик, и она, поднеся его к уху, с отвращением, как лягушку, передала мне.

- Что там? - испуганно произнес я.

- Не знаю. Видимо, землетрясение, - проговорила она.

...Я медленно поднес трубку к уху. Голос жены:

- Приезжай в темпе - отец в больнице!

Вот я и не зам. Связь неожиданно оборвалась, и в трубке захрипел Зорин: "Проверить - все ли слепые слепые?" Я вернул аппарат.

Прощай, море! Прощай, Ярило! Прощайте, бабочки! Вечно меня кидает почему-то сверху вниз!

...Ярило, впрочем, я видел еще раз, когда самолет пробил облачность и ухо сидящего далеко впереди, в бизнес-классе, японца вдруг налилось солнцем и стало алым, как тюльпан.

И вот - снижение. И спинки пустых кресел (кто же улетает с югов в такую благодать?) с легким стуком попадали вперед друг на друга, как костяшки домино.

ГЛАВА 14

- В реанимацию входить запрещается. Но вы можете поговорить с ним - у него мобильный телефон.

- Откуда?

- ...Принесли.

Спасибо, ребята!

Я набрал нарисованный на бумажке номер. Гулкий, очень далекий (не через Пень-хауз ли связываемся?), но вполне внятный и яростный голос отца:

- Одну руку отвязали, слава богу! Ты скажи - почему они меня тут привязанным держат? И голым, абсолютно?!

- Почему он привязан? - обратился я к медсестре.

- Чтобы не вырывал капельницу.

- А почему голый?

- Так положено в реанимации. Чтобы любая точка на теле была мгновенно доступна.

- ...Слышишь? - спрашиваю я у отца.

- ...Слышу, - недовольно хрипит он.

Потом он лежит уже в палате. Я сижу рядом. У другой стены - такая же трогательная пара: отец и сын. Их любовь - в отличие от нашей, сдержанной, бурлит, не вызывая никаких сомнений в ее существовании:

- Отец! Ну почему ты так пьешь?

- А ты почему так пьешь, сын?

Обуреваемые этой нежной заботой, они приканчивают бутылку. И это - после инфаркта! Палата лишь на две койки, и не общаться тут нельзя. Тот отец наливает остатки и протягивает моему отцу:

- На, выпей!.. Ты что - не русский человек?

- Я русский человек. - Отец усмехается. - Но предпочитаю следовать указаниям врача.

Вдруг у него под подушкой что-то крякает. Отец изумляется, подняв брови, потом, вспомнив, достает мобильник. Недоуменно слушает, потом тыкает телефончиком в мою сторону:

- Тебя.

- Слушаю, - солидно говорю я.

Некоторое время там тишина - потом голос Любки:

- Поскольку замгенерального по связям с общественностью теперь я, а общественность теперь - это ты, то я связываюсь с тобой и сообщаю, что тендер мы выиграли.

- Ура, - произношу я.

- Но чуть было не проиграли.

- Почему?

- Сразу после твоего ухода Андре с крыши кинулся.

- ...Погиб?!

- Нет, слава богу! Зорин спас.

- Зорин?.. За ним кинулся? С парашютом?

- Нет. Это уж ты преувеличиваешь! Просто заранее Андре за ногу привязал.

- Внимательны вы к нему.

- Так он же сын Есенина и Зорге!

И вот отец уже, упрямо шаркая тапками, идет по длинным больничным коридорам, пристально - и как бы недоуменно - разглядывая то одно, то другое. Подходит к залитому солнцем окну, сморщившись, разглядывает цветы в горшках. И, продолжая свою почти столетнюю сельхоздеятельность, цепко хватает какой-то лист и с яростью разглядывает его, вывернув, как ухо провинившегося.