Александр Бестужев-Марлинский - Наезды

Великая, вздувшись от дождей, сверкая и гремя, катила волны по каменной луде; прибой плескал между грядами валунов. Зеленский стоял в нерешимости: брод был ему неизвестен, а река, по сказкам, в этом месте была глубже и быстрее; но опасность грозила ему сзади, долг благодарности звал вперед, участь крепости и спасение князя зависели от одного его слова – и он решился. Спугнув заводного коня вперед, он съехал и сам в воду; глубже, глубже – волны с шумом кипели, неслись, плескали на седло, голова его кружилась, в глазах рябило – и вдруг конь и всадник исчезли в крутящемся омуте.

Мы оставили князя Серебряного, ожидающего палачей своих, – в самом деле, дверь распахнулась с шумом, и при дымном свете факелов несколько человек вошли в темницу. Впереди их был Лев Колонтай, бледный, с завязанною головою, ведомый Солтыком и Зембиной. Он шел, качаясь, и его посадили на камень от усталости… глаза его бродили дико… он задыхался. В углу, обернувшись в широкий плащ, плакал какой-то молодой человек… Лев начал говорить.

– Знаешь ли, князь, какая судьба ждет тебя?

– Знаю и готов, – отвечал хладнокровно Серебряный. – Я завещаю дому Колонтаев позор моей смерти, а своему – месть за нее!

Колонтай страшно улыбнулся.

– Угрозы непонятны полякам, потому что страх неизвестен им, – возразил он. – Притом, князь, ты взят не под знаменем, но в ложном виде.

– Мне знамя – сабля. Впрочем, сила всегда найдет обвинение впавшему в ее руки.

– О, конечно, – прибавил Солтык, – если б у тебя было знамя даже вместо носового платка, и тогда перед Станиславом Колонтаем ты стал бы не правее ни капли.

– Князь Серебряный, – ты свободен! – сказал Лев Колонтай.

– Лев, ты благородный человек, – отвечал Серебряный, – но я не приму твоего дара, покуда не узнаю от Варвары Васильчиковой: остается она или нет в этом замке. Я уже опоздал на место чести, – по крайней мере, не изменю долгу приязни: я готов своей смертию искупить ее свободу.

Колонтай молча подал руку Серебряному – чело его прояснилось.

– Ты враг мой, – молвил он, – враг по роду и сердцу – я не могу любить тебя, но мы любим одно – и я не могу тебя ненавидеть… О, если б ты мог, по крайней мере, быть счастлив тем счастием, которое у меня отымаешь… Вот панна Барбара – она едет с тобою.

Плащ распахнулся, и в молодом поляке Серебряный узнал ту, для которой жертвовал волей и жизнию. Она с признательностию, но печально пожала его руку.

– Князь, – произнесла она, – я предаюсь твоему покровительству.

– Твоему великодушию, князь, поручаю священный для обоих нас залог… будь ей другом и братом, будь ей ангелом-хранителем, и если уж все разлучило нас – то почему, Барбара, не быть ему и женихом твоим!

– Мой жених в небе, – отвечала она.

– Спешите! я тайно от отца приготовил побег ваш – но эта весть скоро дойдет до него – а месть его непримирима. Проводник и бегуны ждут вас… Барбара… – он хотел выговорить «прости», это ужаснейшее слово, какое когда-либо изобретал человек для казни любящихся, – но у него недостало сил – он скрыл лицо в плащ и рыдал, как дитя.

Плач мужчины имеет в себе что-то потрясающее, что-то раздирающее сердце – и все, кто тут ни был, с изумлением почувствовали слезы на лицах своих. Варвара, утешая друга, говорила, что собственная совесть должна вознаградить того, кто победил самого себя.

– Бог видит, как дорого стоит мне победа, – отвечал он, – и не скрою, что она скорее дань, чем жертва… да будет!

– Живи, – сказала Варвара, ступая, чтоб удалиться.

– Нет, я не переживу надежд моих – они срослись с моей душою, и она увянет с ними. Для любви отказался я от славы; разлука с тобой возвратит меня ей – и я еще дорого продам жизнь, которая отныне не имеет для меня никакой цены. Да благословит тебя Всевышний на родине!..

Варвара хотела идти, но обернулась еще раз к любезному, еще раз простерла к нему руки – и через миг она была на груди его – слезы несчастных смешались.

– Колонтай, Варвара! – вскричал тронутый князь, – я не разлучу вас – вы от людей и от Бога заслужили своей любовью счастие.

– Нет, – сказал Лев, качая головой, – для нескольких часов восторга не хочу покупать долгих лет чужого горя. И в самом счастии мысль, что Барбара решалась оставить меня, отравила бы мою любовь и ее спокойствие. Пусть будет, что суждено судьбою. Прости…

– Поедем! – произнесла Варвара, кидаясь в двери. Зембина и Солтык обняли князя, прося его помнить, что и в Польше есть добрые люди. Через минуту путники уже скрылись из виду. Лев с беспокойным вниманием слушал топот коней их, но когда затих и последний отголосок поезда – он с тяжким стоном упал в руки друзей своих.

Проводник скакал во всю прыть глухими тропинками и, едва давая коням вздохнуть, пускался вновь по-прежнему. Князь Серебряный несся наряду с плавным иноходцем, на котором сидела Варвара, но он и она, погруженные в думы, не имели ни удобности, ни желания завести речь между собою. Дорога, просохшая после дождя, была ровна – месяц сиял сквозь ветви – ехать было прекрасно, и они быстро приближались к мете своей.

– Далеко ли до Великой? – спросил проводника князь Серебряный.

– С полмили, – отвечал тот, – и если не попадем на шайку пана Жеготы – дело кончено. Впрочем, теперь его удальцы, чай, храпят, как волынка.

Князь спросил у Варвары, не чувствует ли она усталости, проскакав пятьдесят верст в такое короткое время. Она отвечала, что душевная боль онемила в ней телесное утомление и что чем ближе подъезжает она к родному краю, тем сильнее в ней нетерпение уже быть в нем.

Проскакав еще версту, проводник посадил коня и тихо сказал князю:

– Надо приготовиться – за нами погоня!

– Что ж нам делать? – вскричал князь, болезненно глядя на спутницу.

– Драться, покуда сможем! – возразил проводник, выправляя оружие. – По приказу господина моего я готов разнести башку первому приятелю, если он сунется нас задерживать.

– Друг мой, драка теперь бесполезна, – их, верно, не двое и не трое, а мне каждый миг дороже самой жизни. Ужели мы не уйдем от них – кони у всех утомлены одинаково.

– Нет, боярин, на бегунов плохая надежда. Они могли дважды сменить своих из-под рейтаров, ночующих на дороге, – а наши хрипят и в мыле с ног до головы…

Топот приближался.

– Стой, – вскричал князь Серебряный, – попытаем последнее средство – ты скачи вправо с конями, чтобы обмануть погоню – а мы пешком ударимся в лес куда глаза глядят.

– Правда, правда, – сказал проводник, помогая слезть с коня спутнице и затыкая за пояс князя седельные пистолеты. – Дай Бог удачи, а уж я проведу их молодецки.