Марк Поповский - Русские мужики рассказывают

А что же объединяет толстовцев? Что дает нам право видеть общность в союзе этих столь различно чувствующих и мыслящих людей? Мне кажется, что объединяют их не столько взгляды и даже не образ жизни. Случалось многим из них нарушать обет "безубойного питания", находятся среди толстовцев и курящие. Даже по отношению к оружию у них нет полного единства: в коммуне "Жизнь и Труд" нашлось несколько парней, которые в 1941 году ушли на фронт и там погибли. Неизменным для толстовцев всех поколений остается лишь одно: обостренное в духе Толстого этическое чувство, болезненное восприятие всякой неправды, несправедливости, острое желание уклониться от всякого зла в себе и других. По сути, перед нами общность не политическая и не идеологическая, но прежде всего нравственная. Удержаться от злого слова, от злого дела толстовцам так же трудно, как и всякому другому нормальному человеку. Но наиболее мужественные и самые требовательные находили силы, чтобы преодолеть в себе инерцию мстительности, зависти, надмения. Эта продолжающаяся целую жизнь тихая борьба с собой и есть то лучшее, что принесли толстовцы в общественную жизнь страны. Любимая мысль Льва Толстого, которую, как уже говорилось, перенял он у тверского крестьянина-сектанта Сютаева: все в тебе, мысль, казавшаяся абсурдной большинству его современников, материализовалась в жизни крестьян-толстовцев. В поисках совершенства люди эти отвергли внешние, "объективные" обстоятельства, считая только себя в ответе за свои поступки. Это было опять-таки по Толстому: "делай, что надо, и пусть будет, что будет".

...Толстовцы - люди бедные. Бывший журналист Илья Ярков вместе с женой живет на 57 рублей в месяц. Это - сумма двух получаемых в семье пенсий. Крестьянин Андрей Мозговой имеет пенсию в 45 рублей. Александр Ганусевич, полвека проработавший на железной дороге и в депо московского трамвая, получает 60 рублей. Иван Драгуновский, которому в лагере серьезно повредили ногу, пишет: "Мне почти 70 лет. Живем вдвоем с женой Фросей, которая единомышленная со мной... Я работаю на станции Беловодской грузчиком, так как пенсии на существование не хватает". (Письмо автору со станции Беловодская (Киргизия) 20.03.1977.) И так почти все. При всем том ни в холодном полуподвале, где живет семья самарца Ильи Яркова, ни в запущенной московской коммунальной квартире (шесть соседей в одном коридоре), где обитает Александр Ганусевич, я ни разу не слышал жалоб на бедность или на недостатки. Толстовцы вообще не любят жаловаться. "Своей телесной жизнью вполне доволен", - пишет из Литвы шофер Леонас Левинскас, сын покойного Эдуарда Левинскаса. (Письмо автору из города Жагаре (Литва) 29.03.1977.) "Пока не голые и не голодные, жить можно", - сообщает в своей биографии Андрей Мозговой. О том же говорят с полным удовлетворением и жители поселка Тальжино в Западной Сибири, бывшие члены коммуны "Жизнь и Труд". Для этих последних маленькие приусадебные участки служат единственным источником существования.

Как объяснить благодушие людей, чей жизненный уровень по европейским стандартам пребывает далеко за гранью нищеты? Очень просто - они толстовцы. Их требования к материальной жизни предельно малы, их быт до крайности скуден. В переписке, дневниках, мемуарах толстовцев нет ни слова о радости от приобретения вещей, домов или иного имущест-ва, зато много говорится о работе. Тяжелого труда в их жизни сколько угодно. "Иной раз так устаю на работе, что придя домой, не хочется умываться, так болят руки; нет желания ни читать, ни писать, - сообщает Иван Драгуновский (сын). - Иной день приходится переносить на руках 5-10 тонн груза в ящиках весом до 70 килограммов, выгружая с автомашины в склад или из склада в вагон". Написав эти строки, Иван Яковлевич спешит добавить: "А иной день бывает и легко". (И.Я.Драгуновский, письмо со станции Беловодской 5.03.1977.) Жаловаться на излишний тяжелый труд толстовцы также считают неуместным.

Подлинным певцом нищего трудолюбия была учительница толстовской школы Анна Малород. Ее дневник полон размышлений о благодетельности бедности и необходимости труда. "Вот на новом месте живу, легко переехала - все имущество в одни сани вошло... А много мне вещей осталось от родителей: комод, трюмо, стол хороший. Все сумела раздать, раздарить - и довольна". (А.С.Малород. Дневник. Рукопись. Запись 20 ноября года. См. также главу "Школа Анны Малород".) Однако, по мнению Анны Малород, труд не должен мешать человеку радоваться жизни. Работы она не боится, но не хочет, чтобы работа мешала ей наслаждаться природой, чтобы усталость отталкивала ее от людей. Этой мысли посвящены многие строки ее дневника. "Снова началась страдная пора: копка, посев, усталость, - пишет она в мае 1949 года. - Так можно совсем закопаться в материализме и опуститься. Так нельзя. Много ли мне надо? Зачем убиваться? Буду трудиться потихоньку, радуясь небу и расцветающей природе..." Через несколько лет снова та же мысль: "Весна. Скоро снова придется взяться за лопату. В этом году буду еще меньше сажать на огороде, чем в прошлом. Не надо жадничать: много ли мне нужно?" К этим строкам надо добавить, что вскапывать огород, сеять, полоть сорняки и поливать гряды старой женщине приходилось поздним вечером или ранним утром, до и после работы в учреждении... Но если убожество быта и материальные трудности толстовцы переносят легко и с некоторой даже гордостью, то отношения со своими детьми доставляют им много огорчений. Дети и внуки, как правило, не являются их единомышленниками. Толстовство считают они "глупостью" и "блажью" престарелых предков. Младшее поколение не только равнодушно к нравственным идеалам старшего, но и боится возможных репрессий. Цинизм и меркантилизм, разъедающие советское общество, делают толстовское бескорыстие в глазах младших опасным предрассудком. В обстановке накопительства, корыстолюбия детей раздражает равнодушие отцов к материальным ценностям. Разрушает толстовские семьи и антирелигиозная установка советского общества. В собственной семье старики-толстовцы ни на минуту не чувствуют себя в безопасности от насмешек, выпадов и даже издевательств политически ортодоксальных и антирелигиозно настроенных потомков. "Мы с женой совершенно одиноки", - пишет Илья Ярков, имея в виду духовную пропасть, отделяющую его от его большой семьи. Такое же отчуждение наблюдал я в семье крестьянина Василия Павлова, Елены Шершеневой, Александра Ганусевича. Нечто подобное испытывают и толстовцы-сибиряки. В их семьях, правда, прямых столкновений между родителями и детьми не происходит, но и духовной близости между ними нет. В лучшем случае дети относятся к толстовству родителей как к вышедшему из моды сюртуку, рядиться в который в век космоса и атомной энергии может только отсталое старичьё.