Марк Поповский - Русские мужики рассказывают

При этом, однако, Льва Николаевича беспокоит мысль о том, что всякого рода обществен-ное предприятие само по себе требует организационных усилий, энергии, а это отвлекает людей, собравшихся в общину от их первоначальной задачи - усовершенствования своего духовного мира. Он писал: "Одно, на чем я настаиваю и что мне все яснее и яснее становится с годами, это та опасность ослабления внутренней духовной работы при перенесении всей энергии - усилия - из внутренней области во внешнюю"( Там же).

Эти вполне справедливые опасения отравляли для Толстого его отношения с единомыш-ленниками-интеллигентами. Выслушав рассказ одного из наиболее ярых общинников, он написал художнику Н.Н.Ге: "Я признаю их высоту и, как на свою, радуюсь, но что-то не то" (Л Н.Толстой и Н.Н.Ге. Переписка. "Академия", М.-Л., 1930. Письмо Л.Н.Толстого к Ге от 28 ноября 1892 г.). Жизненный опыт подсказывал писателю, что интеллигент-индивидуалист, не привыкший жить роевой, ульевой жизнью деревни, перенесет в сельскую общину свой городской индивидуализм и тем самым подорвет идею христианского единения. Этот тайный индивидуализм его последователей-горожан отталкивал, пугал Толстого. Он писал:

"Едет человек из Харькова... или из Полтавы или даже от вас ко мне, едет мимо десятков миллионов людей, считая их чуждыми, для того, чтобы приехать к своим единоверцам в Твери, Туле, Воронеже. Вроде как в городе едут господа в гости из Морской на Конюшенную, и все эти люди, среди которых они проталкиваются, не люди, а помехи, а настоящие для них люди там, на Морской... Но для светских людей это простительно, это последовательно. Но для людей, хотящих итти за Христом, нет более нехристанского отношения - это отрицание того, что составляет сущность учения"( Письмо Л.Н.Толстого В.Г.Черткову от 19 октября 1892 г.).

У своих последователей яснополянский мудрец хотел видеть больше естественности, цельности, меньше натужности при исполнении заповедей Евангелия. Он напряженно вглядывался в каждого нового посетителя Ясной Поляны и своего дома в Москве в надежде найти цельную натуру, ясные, искренние чувства. Из толпы поклонников удалось в конце концов выявить несколько таких наиболее верных людей. Самым близким оказался Владимир Григорьевич Чертков, аристократ, из семьи наиболее приближенной к царскому дому. Чертков, ставший впоследствии издателем Толстого, его страстным пропагандистом, теоретиком и практиком толстовского движения, Чертков, о котором Толстой записал в своем дневнике: "Он удивительно одноцентренен мне"( Запись в дневнике 6 апреля 1884 года.), - очень точно понял причину недовольства Льва Николаевича своими последователями. "Главное меня поражает то, - писал Чертков Толстому, - что наше понимание жизни не вызывает, не усиливает даже во многих из нас (во мне даже в том числе) истинной непосредственной доброты, любви, благоволения к людям. Кто сам по себе добр между нами, тот остается добрым, а кто менее добр, тот не становится, по-видимому, более добрым" (В.Г.Чертков - Л.Н.Толстому 8-9 апреля 1888 г. Цит. по кн.: М.В.Муратов. Л.Н.Толстой и В.Г.Чертков. М., 1934, стр. 185).

Эта мысль Черткова чрезвычайно занимала Льва Николаевича. Она смыкалась с наблюде-ниями над тем, как натужно, как трудно сживаются между собой толстовцы в общинах, как мало тепла дарят друг другу эти люди, вроде бы твердо решившие итти евангельским путем. Все это заставляло задумываться над тем, что, очевидно, город, городская жизнь, городское воспитание с детских лет подавляет в людях простые дружелюбные чувства. А крестьяне?..

Еще в 1881 году Толстой услыхал про тверского крестьянина Василия Кирилловича Сютаева, который отверг церковную обрядность и еще до Толстого выработал жизнепонимание, очень близкое к толстовскому. Сютаев (1819-1892), читавший по складам и вовсе не умевший писать, поразил Толстого своей простотой, добротой и мудростью. Он считал, что всего важнее в человеке его внутренний мир, а не внешнее устроение. Внутренний мир и должен определять наше поведение в мире внешнем. С бедностью и пороками городских окраин он предлагал бороться самым простым способом: брать детей из нищих рабочих семей на воспитание к людям обеспеченным. И хотя сам не был богат, готов был взять двоих воспитанников, чтобы своим примером, своей трудовой, праведной жизнью воспитать доброе потомство России. Не слыхав никогда про марксово "бытие определяет сознание" и марксово же учение о будущем комму-низме на земле, тверской мужик опровергал и то и другое одной фразой: "ВСЁ В ТЕБЕ И ВСЁ СЕЙЧАС". Афоризм этот стал излюбленным афоризмом Толстого. Встречу с Сютаевым считал он одной из самых важных в своей жизни. Встреча эта в частности убедила его в том, что крестьяне в массе своей лучше горожан подготовлены к восприятию евангельской заповеди о непротивлении и всех, за ней следующих. Им не надо насиловать себя, когда речь идет о ручном труде, о жизни среди природы, ибо это их естественное состояние. Постоянная жизнь "на людях" побуждает их к взаимопомощи, дружелюбию по отношению друг к другу. Что же касается церковной обрядности, то в 80-х годах отказ от нее стал среди русских крестьян массовым явлением.

Речь шла о возникавших по всей России сектах. Кроме нецерковных христианских объединений, таких, как баптисты, молокане, штундисты, в эти годы народились секты "мормонов", беспоповцев, малеванцев, старый и новый Израиль и т.д. Сектантское движение, охватившее чуть ли не всю страну, живо интересовало Толстого. В сектантах он увидел потенциальных своих последователей. У него возникли тесные отношения с сектантами Тульской и Орловской губерний. Сохранилось жандармское Дело, из которого явствует, что эти контакты вызвали серьезное беспокойство властей. С сентября 1882 года отставной поручик граф Лев Николаевич Толстой по распоряжению министра внутренних дел находился под негласным наблюдением полиции(Дело № 34-а канцелярии самарского губернатора 3 стола "об отставном поручике графе Льве Толстом". Начато 13 июня 1883 г. Опубликовано в журнале "Русская Мысль", кн. XI, октябрь 1912 г.)

Дело это пополнилось в 1883 году новыми материалами: чтобы поближе познакомиться с сектантами Заволжья, Толстой в мае 1883 года выехал в свое имение в Самарской губернии.

Бузулукский исправник рапортом от 13 июля 1883 года за номером 2201 доносил самарс-кому губернатору: "Прибывший на свой хутор, Патровской волости, Бузулукского уезда, Граф Лев Николаевич Толстой, бывая в селе Гавриловке и разговаривая с крестьянами, внушает им, что их понятия об учении Господа Иисуса Христа ложны, что напрасно они устривают храмы, совершают богослужения и молятся въявь, что, по учению Спасителя, люди, живущие на земле, все равны между собою, никто ничего не должен считать своим; все общее; царства на земле нет, оно в самом человеке. На возражение крестьянина того села Тимофея Булыкина (староста церковный), отчего он, придерживаясь учения Спасителя, не раздает даром имения, а сдает его за деньги, граф ответил, что лично он согласен даром отдать землю, но ему не позволяет его жена. На вопрос же Булыкина: если царства на земле нет, то должны ли они платить подати и разные налоги, граф ответил неутвердительно; тогда Булыкин ответил, сказал, что Спаситель сам платил подать Кесарю. Это граф пояснил так: Иисус Христос платил подати не ради обязанности, а чтобы ему не делали притеснения в его учении. Булыкина граф назвал серьезным человеком и обещал ему придти к нему в дом еще побеседовать. Настоящий разговор происходил в доме крестьянина Курносова при крестьянах: Василии, Алексее и Леониде Федотовых, Кузьме Панкратове и Николае Чирьеве...".