М Пришвин - Мы с тобой (Дневник любви)

На это я ответил, что руководства я вообще не беру на себя и совершенно к нему не способен; пока я настолько верю сейчас в себя и в нее, что она не должна поступать самовольно сама по себе, а только как надо. | На 2-е (претерпеть), я ответил, что я уже претерпеваю, | но пока мне всякое лишение свободы сладостно, мне даже иногда кажется, что мог бы ради нее не писать, хотя очень возможно, что в этом обманываюсь. А на | 3-е -- о предоставлении ей свободы -- ответил, что свобода в ее руках, но глаз -- мой: пока люблю -глаз моих с нее не спущу, пусть мне это даже будет стоит таланта. Впрочем, я глубоко верю, что, растворяя свой талант в любви, я себе что-то наживаю.

-- А что это значит: глаз не спущу?

-- Это значит,-- ответил я,-- что любовь есть движенье, и надо, двигаясь вперед, самому следить глазом за другим.. В этомдвижении есть две опасности. Первая состоит в удовлетворении каким-нибудь достижением и возникновении чувства собственности: эта опасность приводит к слепоте. При остановке из-за собственности друг исчезает из глаз. Другая опасность, что в собственность превращается ценность, взятая не из души другого, а из собственной души: иногда увлекает свое, только свое, хотя бы великое даже.

И вот если ты хочешь вместе с другом к Правде идти, то не верь звезде своей, откажись от нее. Помни всегда, что эта опасность страшнейшая, что это весы, на которых взвешивается и проверяется вера твоя и вера твоей возлюбленной.

Это испытание, в котором ты отказываешься от своего Бога, с тем чтобы, если он Бог настоящий, Он больше бы полюбил тебя и на твой путь поставил твою возлюбленную. Это испытание, в котором ты своему обманчивому прежнему Богу говоришь: "Отойди от меня, Сатана, мой единственный Бог живет в сердце моей возлюбленной".

Весна в этом году запоздала недели на две и вдруг принялась догонять: только-только развернулась береза и заблестели ее клейкие листики, как уже смолкла брачная песня самцов и самки сели на яйца.

После знойного дня наступил вечер не прохладный, а только не жарко. И такая тишина! Мне кажется, я никогда не слыхал такой тишины -- ни одной птички, и только изредка жук прожундит.

А давно ли, давно ли была еще такая ужасная борьба солнца с морозом, и как тогда, после победы солнца, бросилась вся тварь на свою "любовь"! Теперь же вечером в этом молчании было так, будто их бог, вполне удовлетворенный, сел у реки покурить и дым его туманом поднимался над рекой. Ему теперь осталось только курить -- самки его сели на яйца.

Мы осмерклись, сидя на изгороди, как куры на шестке. Вместе с природой я чувствовал удовлетворение и тоже покуривал, как бог у реки. Так мне ясно было теперь, почему у животных их акт размножения совершается всегда целомудренно, а в слова "животное чувство" мы, люди вложили свой грех: вся тварь совершает свой жизненный акт бессознательно и грех \ человека состоит в разделении души на плоть и дух в их борьбе. Не отсюда ли происходит и все сознание, с тем чтобы все разделить и потом, поставив все на свое места, спрыснуть все живою водою творчества жизни и воскресить в единстве и радости.

Вот моя подруга рядом сидит со мной на шестке.

-- О чем ты думаешь, милая?

-- Я думаю,-- отвечает она,-- что хозяин наш прав: чтобы десять кур прокормить, нужно в месяц не | меньше двух-трех пудов зерна. Он хочет кур променять на масло и только двух курочек оставить себе для забавы: на двух у него хватит зерна.

-- Придется кормить трех,-- сказал я,-- необходимо оставить себе петуха.

-- Ах, как же это я забыла про петуха, но как ты думаешь, может быть, петуха совсем не надо зерном кормить?

-- А чем же?

-- Картофельными очистками: ведь ему же легче жить, ему не надо яйца нести!

Мы весело посмеялись, и я подумал, что, пожалуй, на всем свете единственная хозяйка Л. могла подумать о такой экономии зерна: всю жизнь, бедная, имела дело с бесполезными петухами; она привлекала их к себе, а сама в них искала души. Вся жизнь у нее прошла как самая жестокая борьба за Психею, и улей ее оставался без меду, усыпанный трупами убитых трутней...

Разве я-то сам не самец, разве не дразнило меня при встречах с женщинами чувственное воображение и не влекло меня за собой? Но почему-то с ней даже при первой встрече меня впечатлила только душа ее, и в этом первом соприкосновении душ не впечатлялось изображение женщины.

Значит, бывает же так у людей, и только у людей так, что вначале обнимаются только души, соединяются, проникаются, и начинают медленно облекаться в животную плоть, и так происходит не совокупление, а воплощение. Я могу припомнить, как у моей Психеи создавались ее прекрасные глаза, как расцветала улыбка, блестели и капали слезы радости, и поцелуй, и огненное прикосновение, и весь огонь, в котором соединился в одно существо разделенный грехом человек.

Мне было тогда, будто древний Бог, наказавший человека изгнанием, возвращал мне свое благоволение и передавал в мои собственные руки продолжение великолепного творчества мира, прерванное грехом человека.

В основе любви есть не оскорбляемое место полной уверенности и бесстрашия. Если случится в этом с моей стороны посягательство, то у меня есть средство борьбы против себя. Я отдаю всего себя в полное распоряжение друга и через это узнаю, в чем я прав, в чем виноват. Если же я увижу, что друг мой посягнул на святыню мою, я проверю его, как себя. И если случится самое страшное и последнее: друг мой станет равнодушным к тому, чем я горю, то я возьму палку свою дорожную, и выйду из дома, и святыня моя останется все равно нетронутой.

Бедный Олег! Он по юности видел препятствие в том, чего нет, и, уходя в путь, не заметил то место, куда ему рано или поздно придется вернуться.

Ранним утром от шести часов с пером в руке сижу | в бору, вокруг воркуют горлинки, думаю с любовью об отсутствующей Л.Мне сейчас становится ясно, какникогда не было, что Л.-- это самое лучшее, что я в своей жизни встречал, и всякое раздумье о какой-то личной "свободе" надо отбросить как нелепость, потому что нет свободы большей, чем та, что дается любовью. И если я всегда буду на своей высоте, они никогда меня не разлюбит. В любви надо бороться за свою высоту и сим побеждать. В любви надо самому| расти и расти.

Так трудно было расставаться, и когда расстались, то больше увидел и больше полюбил. Зачем же тогдабояться последнего расставания, тоже ведь расстанешься и больше увидишь и больше полюбишь.

Чувствую, что уловил колебания весов, на которых перед всевидящим Оком взвешиваются наши дела. И я знаю, что когда Л. говорит о любви,в молчании твари и святых людей,чаша склоняется в ее сторону.А когда она говорит о простой радости от созерцания природы, о художестве, детстве -- чаша склоняется в мою сторону. На моей чаше лежит детство, игра, искусство и все другие лучшие желания человека - жить "как хочется". На ее чаше -- добро как любовь и молчание и обязанность человека жить "как надо".