Михаил Булгаков - Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Белая гвардия. Записки на манжетах. Рассказы
- Название:Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Белая гвардия. Записки на манжетах. Рассказы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ, Астрель
- Год:2007
- Город:М.
- ISBN:978-5-17-049555-9, 978-5-17-013825-8, 978-5-271-19207-4, 978-5-271-16730-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Булгаков - Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Белая гвардия. Записки на манжетах. Рассказы краткое содержание
В настоящем собрании сочинений представлены все художественные произведения Михаила Булгакова, созданные им на протяжении 20 лет литературной работы (романы, повести, рассказы, драматические произведения, фельетоны и очерки), а также эпистолярное наследие писателя.
Первый том содержит роман «Белая гвардия» (1923–1924). Кроме того, в него вошли повесть «Записки на манжетах» (1922) и рассказы 1920-х гг.
Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Белая гвардия. Записки на манжетах. Рассказы - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– Ух… а…
Ноги Турбина стали ватными, подогнулись, и качнулась заснеженная Слободка.
– А-а, жидовская морда! – исступленно кричал пан куренный, – к штабелю его на расстрел! Я тебе покажу, як по темным углам ховаться. Я т-тебе покажу! Що ты робив за штабелем? Що?..
Но окровавленный не отвечал. Тогда пан куренный забежал спереди и хлопцы отскочили, чтобы самим увернуться от залетевшей блестящей трости. Пан куренный не рассчитал удара и молниеносно опустил шомпол на голову. Что-то кракнуло, черный окровавленный не ответил уже… ух… Как-то странно подвернув руку и мотнув головой, с колен рухнул на бок и, широко отмахнув другой рукой, откинул ее, словно хотел побольше захватить для себя истоптанной унавоженной белой земли.
Еще отчетливо Турбин видел, как крючковато согнулись пальцы и загребли снег. Потом в темной луже несколько раз дернул нижней челюстью лежащий, как будто давился, и разом стих.
Странно, словно каркнув, Турбин всхлипнул, пошел, пьяно шатаясь, вперед и в сторону от моста к белому зданию. Подняв голову к небу, увидел шипящий белый фонарь, а выше светило опять черное небо, опоясанное бледной перевязью Млечного Пути, и играющие звезды. И в ту же минуту, когда черный лежащий испустил дух, увидел доктор в небе чудо. Звезда Венера над Слободкой вдруг разорвалась в застывшей выси огненной змеей, брызнула огнем и оглушительно ударила. Черная даль, долго терпевшая злодейство, пришла, наконец, в помощь обессилевшему и жалкому в бессилье человеку. Вслед за звездой даль подала страшный звук, ударила громом тяжко и длинно. И тотчас хлопнула вторая звезда, но ниже, над самыми крышами, погребенными под снегом.
…Бежали серым стадом сечевики. И некому их было удерживать. Бежала и синяя дивизия нестройными толпами, и хвостатые шапки гайдамаков плясали над черной лентой. Исчез пан куренный, исчез полковник Мащенко. Осталась позади навеки Слободка с желтыми огнями и ослепительной цепью белых огней освещенный мост. И Город прекрасный, Город счастливый выплывал навстречу на горах.
У белой церкви с колоннами доктор Турбин вдруг отделился от черной ленты и, не чувствуя сердца, на странных негнущихся ногах пошел в сторону прямо на церковь. Ближе колонны. Еще ближе. Спину начали жечь как будто тысячи взглядов. Боже, все заколочено. Нет ни души. Куда бежать? Куда? вот оно сзади, наконец, знакомое страшное:
– Стый!
Ближе колонны. Сердца нет.
– Стый! Сты-ый!
Тут доктор Турбин сорвался и кинулся бежать так, что засвистало лицо.
– Тримай! Тримай його!!
Раз. Грохнуло. Раз. Грохнуло. Удар. Удар. Удар. Третья колонна. Миг. Четвертая колонна. Пятая. Тут доктор случайно выиграл жизнь, кинулся в переулок. Иначе бы в момент догнали конные гайдамаки на освещенной прямой, заколоченной Александровской улице. Но дальше – сеть переулков кривых и черных. Прощайте навсегда! Прощай Петтура! Петтура!!..…
В пролом стены вдавился доктор Турбин. С минуту ждал смерти от разрыва сердца и глотал раскаленный воздух. Развеял по ветру удостоверение, что он мобилизован в качестве врача «першего полку синей дывызии». На случай, если в пустом Городе встретится красный первый патруль. Кто знает?..
Около 3 ночи в квартире залился оглушительный звонок.
– Ну, я ж говорил! – заорал Николка, – перестань реветь, перестань.
– Елена Васильевна. Это он. Полноте.
Николка сорвался и полетел открывать.
– Боже ты мой!
Лена рыжая кинулась к Турбину и отшатнулась.
– Да ты… да ты седой.
Турбин тупо посмотрел в зеркало и улыбнулся криво, дернув щекой. Затем, поморщившись, с помощью Николки стащил пальто и, ни слова не говоря, прошел в столовую, опустился на стул и весь обвис, как мешок. Елена глянула на него, и слезы опять закапали у нее из глаз. Леонид Юрьевич и Николка, открыв рты, глядели в затылок на белый вихор.
Турбин обвел глазами тихую столовую, остановил мутный взгляд на самоваре, несколько минут вглядывался в свое изображение в блестящей грани.
– Да, – наконец выдавил он из себя бессмысленно.
Николка, услыхав это первое слово, решился спросить:
– Слушай, ты… Бежал, конечно? Да ты скажи, что ты у них делал?
– Вы знаете, – медленно ответил Турбин, – они, представьте, в больничных халатах, эти самые синие-то петлюровцы. В черных…
Еще что-то хотел сказать Турбин, но вместо речи получилось неожиданное… Он всхлипнул звонко, всхлипнул еще раз и разрыдался как женщина, уткнув голову с седым вихром в руки. Елена, не зная еще, в чем дело, заплакала в ту же секунду. Леонид Юрьевич и Николка растерялись до того, что даже побледнели. Николка опомнился первый и полетел в кабинет за валерианкой, а Леонид Юрьевич сказал, прочистив горло, неизвестно к чему.
– Да, каналья этот Петлюра.
Турбин же поднял искаженное плачем лицо и, всхлипывая, вскликнул:
– Бандиты!! Но я… я… интеллигентская мразь, – и тоже неизвестно к чему…
И распространился запах эфира. Николка дрожащими руками начал отсчитывать капли в рюмку.
В половине четвертого жизнь семьи кольцом свилась опять у той же жаркой площади Саардамского Плотника. Натопили с вечера, но и до сих пор печь все еще держала тепло. Полустертые обреченные надписи по-прежнему глядели с блестящей поверхности, и кремовые шторы были задернуты. Часы шли, как тридцать лет тому назад – тонк-танк и в их бое в эту ночь была какая-то важность и значительность.
Зеленый ломберный стол поставили углом к печке – иначе он не влезал, и рыжую важную Лену, пережившую все испытания, какие может пережить женщина за полтора лихих и страшных месяца, поместили в кресло у печки с тем, чтобы ее не беспокоить и не пересаживать, как бы ни сложились карты в конце роббера. Пуховой платок обнимал Елену, и белые ее руки лежали на зеленой равнине стола, и Шервинский, не отрываясь, глядел на них. В длинных пальцах была женская мощь и какая-то уверенность, примирение и спокойствие.
И Лариосик, напившись чаю с бутербродами, пригрелся у левой руки Елены рыжей, стал забывать Анюту и новый удар и все свое внимание сосредоточил на атласном крапе любимой турбинской колоды.
Николка играл сосредоточенно и напористо – у него была тайная мыслишка – выиграть карбованов тридцать у Шервинского… у него денег – ого-го! Всегда есть. Несмотря на эти соображения, уши Николка навострил и слушал внимательно – не раздастся ли стук в ворота, не отзовутся ли громом цепи? Все Николкой было налажено, как следует, как все, что его приучили делать в инженерном высшем училище. Ну, конечно, иногда не выходит… ну, что же сделаешь – не везет иногда.
Во всяком случае, все сделано честь честью. Ход из кухни заперт только на один легкий крючок. А ключ от калитки на улицу самолично Николкой прикарманен. Если кинутся искать доктора, бежавшего из полка, и прибегут по его адресу, тотчас Алексея поднимают и через черный ход во двор, а там узкой щелью между двумя сараями, где Николкой расшиты доски, под гору и среди снежных канав Алексей проникнет в соседний 15-й номер и там в темной, лепящейся под горой усадебке, переждет, пока уйдут.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: