Георг Борн - Гулливер у арийцев

Закончив свою речь, Иозеф, прихрамывая, спустился со свастики и перешел в группу сторонников Зигфрида. Я посмотрел на последнего. Его лицо выражало полное удовлетворение, зато у Германа на лбу вздулись жилы, глаза налились кровью, он судорожно сжимал в руках свой топор и, видимо, был близок к припадку настоящего бешенства. Среди его немногочисленных сторонников шли какие-то переговоры, наконец, встал его ближайший друг по имени Генрих, и сказал:

— Мы требуем, чтобы брат Зигфрид обещал нам после своего избрания вождем вождей никого из нас не трогать, он должен в этом принести клятву на алтаре Вотана.

Зигфрид поднял руки и с кротким выражением лица заявил:

— Я хочу мира и братской любви, я уже забыл коварство моих врагов и все их подлости, они могут спокойно спать, я принесу клятву.

После этого началась процедура выборов. Старый Гюнтер — специалист по расовым делам, выступавший недавно претендентом на трон вождя вождей и на золотой знак свастики, но ведший себя в течение последнего часа изумительно скромно, — неожиданно вылез в центр каменной эмблемы. Писклявым голосом он сообщил, что, как старейший арийский вождь, хочет провести весь необходимый церемониал. Зигфрид это одобрил и похлопал его ниже спины. Я, кстати, заметил, что этот жест означал у арийцев высшее проявление дружеских чувств. Зигфрид в последнее время довольно часто похлопывал меня по указанному месту.

Я с любопытством наблюдал за процедурой избрания нового вождя и погребения старого. Когда один из рабов, обслуживавших песочные часы, простучал двенадцать раз молотком в железный лист, что означало полдень, на площади великого судилища появилась процессия, состоявшая из нескольких младших вождей, несших носилки, покрытые белым покрывалом с вышитыми на нем черными знаками свастики. За ними шли четыре арийских вождя с топорами, а затем шествовали, к моему великому удивлению, самцы.

Их было человек пятьдесят, они вели себя крайне непристойно, все время часть из них прыгала на спину другим, те их сбрасывали, брыкаясь ногами. Другие старались попасть на ходу ногой в копчик шедших впереди. Более нелепой картины, нежели эта процессия, я в жизни не видел и, конечно, больше не увижу. Один из младших вождей, наблюдавший за сохранением порядка в этой толпе толкавшихся микроцефалов, держал в руках короткую палку с острым наконечником, сделанным из рыбьей кости. Когда кто-либо из лучших представителей арийской расы слишком увлекался игривыми шутками, младший вождь подходил и колол его в зад. Тот хватался за пораженное место и на время успокаивался.

Я слышал, как вождь, стоявший около меня, с раздражением говорил:

— Надо будет ввести новый закон, запрещающий сюда приводить этих жеребцов; они совершенно не умеют себя вести. Мне кажется, что много урожаев тому назад они были умнее.

Другой вождь поддержал его и выразил сожаление, что приходится хорошо кормить производителей, фактически никуда не годящихся.

Когда процессия приблизилась к свастике, находившиеся на площади вожди подняли Зигфрида на плечи и начали громко вопить и кричать. Этот вой продолжался минут десять.

Вслед за этим Зигфрид спросил:

— Что говорит закон, брат Гюнтер? Старикашка ответил:

— Закон говорит, что тело простых вождей должно быть сожжено, вождь вождей же должен полететь в Валгаллу на птичьих крыльях.

После этого процессия, к которой присоединились все остальные вожди и я, двинулась по незнакомой мне тропинке. Мы прошли через рощу и поднялись на другой холм, покрытый тонкими высокими деревьями с почти голыми стволами. Один из младших вождей длинным арканом зацепил верхушку дерева, пригнул ее к земле, затем к ней привязали тело умершего вождя вождей.

Дерево было освобождено от веревки, быстро выпрямилось, и тело взлетело вверх, закачавшись на этих своеобразных качелях. Я оглянулся и заметил, что на нескольких деревьях по соседству висели на вершинах человеческие кости. Я понял, что значит полететь на птичьих крыльях в Валгаллу. Этот путь шел, оказывается, через внутренности птиц, уже начавших слетаться к верхушке дерева.

Это дикое погребение произвело на меня очень тяжелое впечатление и я был доволен, когда процессия повернула обратно. Я заметил, что на носилках под покрывалом что-то лежало. Осторожно отогнув покрывало, я увидел неуклюжее чучело, которое должно было изображать человека. Позже Зигфрид мне объяснил, что если носилки останутся пустыми, Вотан потребует, чтобы на носилки лег новый вождь вождей, при помощи же чучела его можно обмануть.

Это суеверие меня очень позабавило.

Между тем я понял, что процессия направляется к храму. Большая часть вождей поспешила вперед, оставшиеся же замедлили шаг. Когда мы приблизились к храму, оставшиеся вожди выстроились в два ряда и обнажили мечи; Зигфрид пошел вперед. Как только эта процессия появилась перед храмом, раздались крики «хайль», «хайль», и я увидел вождей, стоявших двумя рядами у входа, приветствуя Зигфрида. Тот, протянув правую руку, важно им отвечал тем же приветствием.

В этот момент в дверях храма показался вождь, державший в руках шлем с рогами по бокам. Зигфрид водрузил шлем себе на голову и торжественно проследовал в храм, довольно ярко освещенный факелами. Я поспешил пройти туда, не отставая от вождей. Зигфрид приблизился к алтарю, поднялся по ступенькам на коленях и начал отбивать земные поклоны перед статуей Вотана.

После этого вожди запели какую-то заунывную песню, слов которой я не разобрал, кроме слова «бург». Вслед за этим двое младших вождей притащили белого козла и закололи его на алтаре. Когда вся кровь вытекла, тушу отнесли, а вожди обмакивали в кровь палец и прикладывали ко лбу.

Наступила пауза, во время которой Зигфрид шепотом совещался со своими ближайшими друзьями. Затем он вновь влез на алтарь и повернулся к вождям лицом, изображавшим лицемерную кротость. Глаза его были подняты вверх, руки сложены на груди.

— Братья-вожди, — сказал он, — перед лицом арийского бога Вотана я клянусь, что ничего не сделаю дурного тому, кто препятствовал мне в выполнении моей великой миссии. Я хочу прекратить распри и раздоры. Если я нарушу эту клятву, пусть накажет меня бог Вотан, который все видит, и все знает.

Мне показалось, что, произнося последние слова, Зигфрид посмотрел на меня с видом авгура. Откровенно говоря, этот старый мошенник импонировал мне своим наглым цинизмом. Я не сомневался, что клятва не помешает ему расправиться со своими врагами, но меня интересовало, какой повод он для этого изберет.

Зигфрид обернулся лицом к статуе Вотана и отвесил ей земной поклон. Вслед за этим к нему приблизился Ахим, надел ему на шею золотой знак свастики и вручил посох. Церемония закончилась, и мы вышли из храма. Здесь нас ждали самцы, которые вели себя еще безобразнее, чем прежде. Младшие вожди, их опекавшие, выбились из сил и сломали наконечники на своих палках.