Андрей Зарин - Карточный мир

Виталин перегнулся в санях.

— Направо! У фонаря! Стой! — закричал он, выскочив из саней, и, сунув извощику два целковых, вошел в калитку.

Сердце его колотилось от волнения; он шел по темным сеням, ощупывая свои карманы, полные денег.

— Отвори! Это я! — крикнул он, когда на его стук послышался опрос заспавшейся кухарки.

Дверь обитая рогожей с шуршанием открылась. Виталин вошел в тесную кухню, слабо освещенную лампадкой; кухарка скрылась за пестрой занавеской.

— Это ты? — послышался тревожный оклик жены.

— Я, Наташа! — громко ответил Виталин, сбрасывая галоши. Потом, вбежав в первую темную комнату, он быстро сбросил пальто и шапку и вошел в спальную.

Узкая маленькая комната была занята столом, стулом и двумя кроватями.

В маленькой кроватке у стены спал четырехлетний сын Виталиных, на другой — проснувшаяся Наталья Семеновна, приподнявшись с подушек, зажигала свечу.

— Где ты был так долго? Я жда… — начала она, но он тотчас перебил ее восклицанием:

— Мы спасены! Мы разбогатели! Понимаешь, богачи! — и нагнувшись порывисто обнял ее.

Она испуганно освободилась из его объятий:

— Что случилось? Скажи толком!

— Мы богаты! Смотри! — и он стал торопливо освобождать свои карманы, выбрасывая деньги на одеяло.

Сотенные, по пятьдесят рублей, по двадцать пять, трехрублевые и целый дождь золотых монет.

— Вот смотри! Еще! Еще! Тысячи! — говорил задыхаясь Виталин, а жена его словно окаменела. Рубашка спустилась и обнажила плечо и грудь, распущенные волосы свисли на лицо, одна рука лежала на подушке, а другая на одеяле и теперь скрылась, засыпанная золотыми монетами.

Наконец, она очнулась, отбросила сбившиеся волосы, оправила рубашку, потрогала рукою деньги и тихо спросила:

— Откуда?

— Ах, это прямо сказка! — ответил он, взмахнув руками.

— Папа! — раздался голос из кроватки.

— Проснулся, Сашурка! — Виталин взял несколько монет и бросил их в постель сына: — играй! У папы много их. — Он встал, поцеловал сына и снова сел на кровать.

— Откуда же? — повторила жена, пересыпая из руки в руку золотые монеты.

— Говорю, сказка! Выиграл!! — Он сбросил пиджак, жилетку и сапоги и стал рассказывать по порядку историю вечера от встречи с старым товарищем.

Ей казалось, что она слушает сказку. Она видела карточную игру, у них собирались приятели мужа и играли в стуколку. Проигрывали и выигрывали по восьми, по десяти рублей, но чтобы можно было выиграть столько, она и не думала и теперь с недоверием взглянула на мужа.

— Неужели это правда, Федя? — спросила она и голос ее дрожал от радости и страха.

Он засмеялся.

— Что же, я украл их что ли? Ах, глупая! Подожди, я еще и еще выиграю!

— Сколько же тут? — и голос ее понизился до шепота.

— Тысячи три! Было три, да я раздал. На нас хватит! — ответил он и, нервно рассмеявшись, снова обнял жену.

Она приникла к его плечу и замерла. Через минуту они очнулись.

— Спрячь деньги-то, — деловым тоном сказал он, — пока хоть под подушку!

Она торопливо стала собирать золото и бумажки и совать их под подушку.

— Еще рассыплятся, — подумала она вслух и, сдернув со стены полотенце, переложила деньги в него, завязала узлом и сунула узел за подушку у стенки.

Виталин разделся, лег подле жены, погасил свечу и сказал:

— Ну, спать теперь!

Но спать они не могли. Нервы были слишком напряжены, ум возбужден — и они, лежа друг подле друга, стали распределять эти деньги.

— Завтра уж ты сама сходи к приставу и заплати эти поганые 80 рублей, — сказал он.

— Понятно, прежде всего! Вот удивится-то! — и она засмеялась.

— За квартиру и в лавочку; Лизавете тоже…

— Всем, всем!..

— А потом, знаешь что я решил, Наташа? — он повернулся к ней: — бросим эту дыру, найдем хорошенькую квартирку, обставим ее и я тогда примусь за картину. Знаешь, за ту!.. Сон!.. Теперь это можно. Одну тысячу истратим, на другую — проживем месяцев шесть, а там и — картина! А?

— Понятно, это можно! — Она тоже обернулась к нему лицом и заговорила с оживлением: — спальная, гостиная, столовая и мастерская. Четыре комнаты! А как обставим их! Вот Чирковы удивятся-то! И Евгения Львовна тоже. Вчера пришла, жалела, жалела нас! Даже противно! А потом сплетничать стала… Мы не скажем, Федя, что выиграли?

— Понятно, — быстро ответил он, — кому дело? Получил заказ, наследство…

— А обставим красиво, красиво… Я, Федя, еще себе платье сделаю.

— И платье, и шубу. Все! И Сашку оденем…

— Как куклу! О, милый!.. — Она горячо поцеловала его. Он счастливо засмеялся.

— То ли будет еще! Если бы ты знала, как мне везло…

Черт радовался, выскользнув из клуба.

«Ну, веревку заплел», ухмыляясь, подумал он, «займусь с ним денька три и — баста!»

И он отправился до зари сделать еще две, три мелких пакости.

В эту ночь от одного почтенного господина сбежала жена; сгорело от поджога застрахованное имущество; застрелился юноша и был убит швейцар французского посольства.

В сутолоке жизни все эти явления считаются обычными и даже заносятся досужими людьми в графы статистических таблиц, а между тем эту статистику ворочают и так, и этак черти, которые толкаются между нами, как цыгане на лошадиной ярмарке.

Наталья Александровна не могла уже больше уснуть и лежала подле крепко спящего мужа, отдавшись неясным грезам о спокойной обеспеченной жизни.

Есть люди, для которых это счастье мелькает только в мечтах.

Один лишь медовый месяц ей казалось, что она живет полной жизнью и то потому, что любовь поглощала все ее чувства.

И это счастье продолжалось всего два, три месяца, пока не ушли все деньги, полученные Виталиным за проданную картину. А там началась нужда и потянулась серою полосою через всю жизнь, отравляя каждую радость, беспощадно отрезвляя от всякой мечты.

Раньше он писал картины для выставки и жил от продажи этих картин, отдавая их часто за бесценок, но теперь уже немыслима была жизнь бобыля; надо было отыскивать средства.

И он отыскивал. Работал на журналы и писал копии для магазинов и продавцов картин. Но как при этих получках урегулировать жизнь? И она проходила в постоянной тревоге о завтрашнем дне, бледная, тусклая, как скучный день ненастной осени.

И вдруг сразу такая сумма!

Она думала, как они устроятся, как в уютной, светлой квартире Федя снова сядет за работу над большой картиной и как плавно потечет их жизнь в тихом труде с отдыхом, развлеченьями и маленькими радостями.

Но среди этих мечтаний у нее — нет, нет — сжималось сердце злым предчувствием.

Утомленных жизнью людей внезапное счастье пугает так же, как баловней судьбы — несчастье.

Мгновеньями ей казалось, что все это сон; тогда она совала руку под подушку, ощупывала через холст полотенца круглые края монет, тихо смеялась и снова отдавалась грезам.