Александр Радищев - Путешествие из Петербурга в Москву (сборник)

Скопов, козней, заговоров;

Не алкая властолюбьем,

Победитель Мифридата

Торжеством шел в Капитольи.

Сердце, руки непорочны,

Судия всегда правдивый,

Истина из уст нельстивых

Лукулла роскошна, пышна

Исходила непорочна.

Сын, отец и брат он нежный,

Господь щедрый, друг несчастных,

Он бы мог стать всех превыше,

Кесаря или Помпея,

Но иль мало он отважен,

Иль не дерзок, иль почтил он

Мир, покой средь мусс и неги.

Марий, проложив кровавый

Путь ко власти высшей в Риме,

Сулла, воинов купивши,

Показали, что возможно

Силой царствовати в Риме;

Рим, владыко всех народов,

Уж настала та минута,

Что ты выю свою горду

Под ярем насильства склонишь.

Если муж продерзкий, буйный,

Вихрь неистовый страстями,

Смелый ум, отважно сердце,

Сластолюбец, злодей гнусный…

(Зри, ступил, ушел и, в бегстве

Вырвавшись, мечом дерзает…

Но, сражен, он, озираясь,

Грозит взором и скрежещет

Во отмщение зубами) —

Если вольность Катилина

Не возможет испровергнуть,

То, спасенный Цицероном,

В мрежи ты падешь Помпея.

Властолюбец, не терпевший

Себе равного во Риме,

Жажду царствия прикрывши

Добродетельной личиной,

Он умеренности видом

Привлекал сердца и души;

Торжества исторгши почесть,

Еще юн, не хотел больше,

Чтоб его затмил кто в Риме:

Победитель и во власти

В Рим вступает гражданином,

Но он хитростью то будет,

Чего силой не желает.

Его честь и добродетель

На лице токмо сияли,

Но душа была бесстыдна.

Расширитель он пределов

Рима Ассии до сердца,

Он неистово гордился,

Презрил Юлия, вещая:

«Я воздвигну легионы,

Ударяя ногой в землю».

Во Фарсальских он долинах

Испытал превратность счастья,

И предательной десницы

Стал он жертвою плачевной.

Тако зданье, соруженно

Хитростью и расточеньем,

Властию, умом, стрясется

И падет единым махом,

Коль найдет во преткновенье

Буйнее себя и дерзче.

Се возник тот муж предивный,

Удивленье веков поздных,

В юности распутен, жаждущ

Лишь веселья и утехи,

Дорогими ароматы

Нося кудри умащенны

И рача лишь о наряде, —

Сей вознесся, да преломит

Твердый щит свободы Рима,

Но в котором еще Сулла

Марьев многих прорицает.

Юлий встал – и всё поникло.

Ах! что может стать противу,

Когда Юлий в селе малом

Первым быть желает лучше,

Нежели вторым во Риме?

Алчба власти необъятна,

Совождаема рассудком

Твердым, быстрым, и глубокий

Ум блестящий, и украшен

Всей учености цветами.

Слово нежно и приятно,

Но и сильно, пылко, стройно,

Убеждать равно удобно

Душу, сердце жены, война.

Предприимчив, смел, отважен,

Жив, де́ятелен; чудесны

Он намеренья родивши,

Исполнял их устремленно;

Храбр и мужествен в сраженьи,

Мудр, разумен он в советах,

Милосерд, прощать обиды

Он готов всегда злодеям.

Как возможно, чтобы вольность

Устоять могла, шатнувшись,

Против Юлья? Муж чудесный,

Он все качества изящны

Ссредоточил, недостатка

Ни едина не имевши,

Но пороков тьму; рожденный

К управленью, где бы ни был,

Победитель был бы тамо,

Где б случилось вождать войско.

Вольности умыслив гибель,

В достиженьи сея цели

Бдетелен был, трезв, незыблен,

Всегда к брани он готовый,

Рукой дерзкой и обильной

Рассыпал несчетно злато,

Покупал наемны души

И клевретов своих бранных

Делал Крезами, коль нужно.

Путь направя ко престолу,

Преткновений став превыше,

Он себе позволил всё – и,

Свято было ль что, не ведал.

Так, Помпея победивши,

Излиял щедроты всюду

И явился царь премудрый.

Но, или неосторожно,

Или гордостью своею

Оскорбив любящих вольность,

Сей вождь славный, муж великий

Пал, сражен друзей рукою,

Пал, ненужная ты жертва

Сокрушенныя свободы.

И – неслыханное чудо! —

Тиран мертв, но где свобода?

Во служение поникший

Рима дух парить не может.

А ты, муж красноречивый,

Цицерон, прияв кормило,

Не возмог ты Римом править.

Ах, Катон, почто исторгнул

Жизнь свою ты столь некстате?

Ты бы участь зыбку Рима

Укрепить мог духом твердым.

Стань, сравнись со Цицероном:

Монтескье о вас да судит.

Цицерон – муж качеств дивных,

Но вторым быть, а не первым

Был удобен: ум прекрасный,

Но душа нередко низка.

В Цицероне добродетель

Есть побочность, а в Катоне

Она верх, подпора ж славы.

На себя всегда взор первый

Витий славный обращает,

А Катон себя не видит;

Рим спасти Катон желает,

Зане любит он свободу,

А муж слова сладка хощет

Рим спасти из чванства разве;

И сей муж неосторожный

И тщеславный, ненавидя

Марк Антония, восставил

Юлия в Октавиане.

Но, обманутый младенцем

Почти, пал, опасна жертва

Кровожадных триумвиров.

Тут воскрес, восстал от гроба

Ненасытец граждан крови,

Сулла: меч носился в Риме,

Пожиная всех, кто н́емил

Иль опасен триумвирам.

Так, валясь везде на части,

Римска вольность исчезала.

Брут и Кассий, побежденны

В Греции, свой меч вонзают

В грудь свою без пользы Риму;

Только слава им осталась

Римляне последни зваться.

Потом, Марка победивши

Октавьян в Акцьи, трусливый,

Царь он стал огромна Рима.

И так сей злодей неистый,

Без законов и без правил,

Хитр, бесстыден, подл и алчен,

Благодарности чужд сердцем,

Сластолюбец и бездельник,

Кровожаждущ, но с насмешкой,

Воевода трус и робкий,

Но возлюбленный во́инством,

Рим исполнивши насильства,

Грабежа, бесстыдства, крови

И насытившись надменно

Сладострастием позорным,

Стал превыше он всех в Риме.

Он, в любовь к народу вкравшись,

Льстя его свободы видом

(Ах, достоин ли свободы

Ты, который лишь желаешь

Хлеба, хлеба, игр на цирке?),

Основал престол железный,

Где воссядет злодеянье

И с ним гнусные пороки.

Тако хитрый сей мучитель,

Безмятежным правя царством

Долго, был и щедр и кроток

И, кончину видя близку,

С твердостью вещал стоящим:

«Се конец игры, плещите!»

Но потомство не обманешь,

О неистовый счастливец!

Блеском своея державы

Одолжен ты Меценату,

Или Ливьи, иль Агриппе,

Иль льстецам твоим наемным,

Иль Горацью, иль Марону.

О умы, умы изящны,

Та ли участь мусс, чтоб славить,

Кто вам жизнь лишь не отъемлет

Иль, оставя вам жизнь гнусну,

Даст еще кусок, омытый

В крови теплой граждан, братьев?

Как струя, в своем стремленьи

Препинаема оплотом,

Роет тихо в основаньи

Связь подножья его крепка,

Но подрыв и отняв силу

У претящия плотины,

Ломит махом все преграды