Василий Брусянин - Айно из леса

Встречал Генрих людей, которые работали в городах, и чем больше встречал таких людей, и чем чаще беседовал с ними, тем сильнее хотелось ему уехать в город и попытать своё счастье.

На восемнадцатом году Генрих опечалил свою мать. Лелеяла она мечту о своей лошади и денежки приберегала на лошадь, а Генрих вдруг заявил:

— Собери мне рубашки. Поеду в Петербург, в кузнецы на завод поступлю… С Пекка Райнинен и будем вместе работать.

— Ай-ай-ай!.. — взмолилась Айно. — Что же ты хочешь?.. Пекка только водку научился пить в Петербурге. Покинуть меня ты хочешь?..

Мечтательному Генриху ничего не стоило доказать матери, что как будет важно, если он поедет в Петербург. Называл он имена рабочих, вернувшихся из столицы, говорил об их заработках, и выходило так, что кроме радости этот самый Петербург ничего принести не может.

Уверовала ли Айно в мечтания сына, или ещё какие-либо соображения повлияли на её решение, но только отпустила она Генриха в Питер и даже денег дала ему на первое время. И теперь мечтала уже о том, как её сын вернётся из столицы и привезёт заработанный деньги. А тогда она непременно купит лошадь и будет сама и пахать, и боронить землю.

Подрастал и второй сын Карло. Но Айно теперь уже решила, что ни в какие кузнецы она не отдаст своего любимца, а приспособить его к домашнему хозяйству вместе с дочкой Хильдой.

И вот видят, бывало, люди, роется в огороде Айно, а около неё сын её Карло, белокурый мальчуган с короткими, но крепкими ногами, и дочка Хильда, у которой голубые глаза могут поспорить с самим небом.

Карло нравилась работа в огороде и в поле, а Хильда любила помогать матери в домашнем хозяйстве.

А подростки посмеивались над ним и часто говорили:

— Совсем ты девчонкой родился!

И едким нехорошим смехом смеялись. А мать Карло говорила:

— Пусть смеются, Карло, пусть! А вот пройдёт время, и будет у нас с тобой настоящее хозяйство: и лошадь, и коровы, и поля с хлебом.

Пятнадцатилетний Карло вслушивался в слова матери и верил в то, о чём говорила она.

А из Петербурга приходили вести всё тревожнее и тревожнее. Хорошо зарабатывал Генрих, но никогда не было случая, чтобы догадался он прислать матери денег. Научился Генрих пить водку и повёл такое знакомство, что ничего хорошего оно обещать не могло молодому человеку.

Поплакала Айно, написала сыну письмо и долго верила, что он послушается и вернётся домой. А вышло такое дело, что лучше бы Айно и не имела Генриха сыном. Попался он с товарищами в каком-то нехорошем деле с кражей и угодил в тюрьму.

Прошло больше года. Вернулся Генрих на родину и опять вышло так, что не порадовалась его возвращению мать.

Вернулся Генрих оборванный и даже пьяный. Всплакнула над сыном мать, да что значат в таких случаях материнские слёзы. Сколько ни плачь, ни горюй, — не станет от этого Генрих лучше, да и пагубной привычки к вину не оставлял.

Набрала в себе сил Айно и заявила сыну:

— Живи, как хочешь, а только Карло моего не смущай. А то прогоню тебя из дома.

Говорит так с сыном строго и холодно, а придёт ночь, и плачет Айно в одиночестве, и оплакивает судьбу своего Генриха.

Был и такой случай. Призвала Айно стариков деревни, рассказала, как живёт её Генрих и просила:

— Рассудите вы его и пристыдите: пьёт, а ничего не делает.

Собрались старики, и сам уважаемый Григорий Манонен пришёл на увещевание. Поговорили старики с молодым кузнецом, но только ничего из этих разговоров не вышло. Послушал-послушал Генрих стариков и всё головою кивал, что, мол, согласен с вами, а когда ушёл, то долго смеялся над судьями своими и над матерью.

Уехал Генрих на усикирский пивоваренный завод и поступил в кузнечную мастерскую, но эта отлучка сына уже не порадовала Айно. Можно ли Генриху служить около пива? Разве он удержится от соблазна?

И правда, скоро стали приходить с завода вести, что Генрих, хотя и хорошо зарабатывает, но пить не перестаёт. А главное, никогда не догадается помочь матери деньгами, и младшему брату, и сёстрам ничего никогда не купит: живёт только для себя. А сёстры подрастают, им надо бы помочь: какая же девичья жизнь без ленточки в волосах или без перстенёчка на пальце.

Прошло не более года, и опять Генрих вернулся домой. Из заводской кузницы его уволили за пьянство и за дерзости. Вернулся он домой и поступил в кузницу Микки Ляунен. А какой Ляунен кузнец!? Такой же как и Генрих пьянчужка. Работает хорошо и много, и всё пропивает или проигрывает в карты. Теперь Микка стал пьянствовать вместе с Генрихом.

А Айно всё старела да изнемогала от тревог жизни. И никто не мог понять горя старой Айно. Бывало, каждый ещё норовить упрекнуть: что, мол, Айно, всё жалуешься на жизнь, у тебя дети — кормильцы.

И так горько становилось на душе Айно после таких разговоров, точно сговорились люди посмеяться над бедной вдовой. Утешал Айно только один Карло. Чем больше Генрих отбивался от семьи, тем больше старался быть полезным для дома Карло.

Смешно, бывало, смотреть на Айно и на Карло, когда они в зимнее время везут откуда-нибудь бельё для стирки или купят в лавке муки или картофеля и везут на санках мешки.

В маленькие санки Айно впрягает тёмного и лохматого пса Мусти. Собака у Айно большая и сильная, и послушная, да и кротости отменной. Уж если Айно наденет на пса хомут, сшитый Карло, наложит на сани поклажу, то пёс и чувствует, что надо слушаться и идти туда, куда его подгоняют или направляют вожжами. Подёргивает острыми ушами Мусти, как лошадь прядёт ушами, а сама негромко поскуливает: тяжело везти мешки, а как же не слушаться — Айно так любит Мусти и так сытно его кормит.

А старая Айно шагает за санками вместе с Карло, а сама мечтает о том времени, когда у неё будет настоящая лошадь.

С глубоким негодованием говорила Айно о своём сыне Генрихе. Всё она надеялась, что с течением времени Генрих, быть может, и возьмётся за ум, и будет настоящим работником. Но сколько ни ждала Айно этого времени, не было никакой надежды, чтобы оно когда-нибудь пришло.

В разговоре со стариками Айно часто бранилась и бранила именно стариков. Как это они плохо заботились о лучшей жизни и не сделали так, чтобы молодёжь поменьше пила водки, да побольше бы работала. Что же старики могли сделать? Слушали, что говорила Айно, и молчали, и думали: «Верно говорит Айно, мы во всём виноваты».

А когда стали в приходе выбирать депутатов в сейм, Айно громче всех старалась выразить своё мнение о жизни. И говорила она, что депутаты непременно должны сделать так, чтобы молодёжь меньше пила и больше работала.

Посмеивались над Айно и молодые люди, и старики, зная, что сколько она ни кричи, всё равно не будет так, как она хочет: потому, как же запретить всем людям пить? Запрещают продавать водку и строго карают за тайную продажу вина, а что поделаешь с жизнью?..