Василий Брусянин - В стране озёр

Шведоманы в приходах моего наблюдения совсем не выступали на собраниях, да было бы и бесполезно это выступление: в выборгской губернии не так-то много приверженцев этой партий.

Представители «христианских рабочих» на выборах решили вести отчаянную борьбу с остальными демократическими группами, а больше всего с с.-д., которые будто бы сорвали только что закрывшийся сейм.

С печалью в глазах госпожа Реш говорила:

— Мало нас… Трудно бороться с другими… А ораторы у нас есть как ни в одной партий.

Она глубоко верила в искусство ораторов своей партии, но потом действительность разбила эту веру, хотя госпожа Реш и старалась казаться равнодушной.

Представители религиозных союзов как и старофинны не имеют за собою хорошо сплочённых народных масс…

Из двух борющихся партий младофинны были обставлены с внешней стороны лучше, нежели рабочая партия. Почти в каждом крупном населённом пункте младофинны имеют свои, так сказать, партийные организации — клубы и народные дома, которым приходится конкурировать в смысле влияния с народными домами, открытыми рабочей партией, за последние годы. Но зато прочность организаций рабочих союзов превосходит сплочённость младофинских организаций. У младофиннов больше материальных средств, имеются лучшие ораторы из среды интеллигенции, но это именно только ораторы, общающиеся с массами только в исключительных случаях, — «наездом на велосипедах», как острят по адресу младофинских ораторов рабочие. Агитаторы же и пропагандисты рабочей партии, в большинстве случаев, постоянно живут в тесном общении с массой трудящихся. Это различие в продолжительности воздействия даёт различные результаты: рабочая партия отличается большей сплочённостью своих членов, нежели партия младофиннов. [15]

За день до нашего путешествия на предвыборное собрание вместе с госпожой Реш, я беседовал с одним представителем рабочей партии.

— Что, будете вы выступать в Н…? — спросил я.

— Не знаю, как выйдет, — отвечал он. — Младофинны не очень любят наших ораторов и не допускают говорить.

— То есть как же это? Разве на собраниях стеснена свобода слова?

— Народный дом, где будет собрание, выстроен младофиннами. Они — хозяева. Захотят — допустят, не захотят — нет…

Отношение младофиннов к ораторам рабочей партии госпожа Реш нашла не выдерживающим критики.

— Собрания должны быть свободны как у нас, — воскликнула она. — Если младофинны этому противятся, значит они не сильны в своём учении, значит они плохо верят в себя…

В ней сказался фанатик-агитатор «Армии спасения». Агитаторы и пропагандисты последней, действительно, не боятся никаких внешних стеснений и выступают со своими проповедями везде, где только представляется возможным говорить, поучать, бороться открыто с обнажённым злом жизни.

В этом смысле на ораторов «Армии спасения» похожи агитаторы рабочей партии Финляндии. Они также не боятся своих идейных противников и выступают с речами во всех подходящих случаях.

Позже, в беседе с одним интеллигентом младофинном, я высказал своё удивление по поводу того обстоятельства, что младофинны стесняют ораторов-представителей рабочей партии. Собеседник мой, учитель В…ской гимназии, улыбнулся и ответил:

— Чего же вы хотите?.. Мы — финляндские кадеты…

«Народный дом», куда мы пришли, приютился у шоссе, в небольшом садике с малорослыми берёзками и ёлочками. Окна дачного дома были настежь раскрыты, и с улицы были видны головы, спины собравшихся женщин и мужчин. Молодые парни сидели и на подоконниках, обернувшись спинами к улице. На крыльце и на террасе также толпились люди, не попавшие в самое помещение.

В конце аллеи садика у калитки толпилась дачная молодёжь — барышни в светлых костюмах, гимназисты, студенты. Веснушчатый кадетик рассматривал велосипед приезжего оратора и о чём-то пикировался с реалистом. К велосипеду был привешен большой портфель и сумочка.

— В этом портфеле оратор возит запас необходимых аргументов, — сострил над младофинским оратором студент.

Молодёжь громко засмеялась. С крыльца «Народного дома» послышался окрик:

— Тс… Тише…

Собрание уже открылось. Через небольшое крылечко я, идя за госпожой Реш и Генрихом, протискался в небольшой зал, с потемневшей лампой посредине потолка. От серо-грязных обоев на стенах веяло запустением. В зале, несмотря на приток свежего воздуха в раскрытые окна, было душно и жарко. Пахло потом, кожей обуви. Но духота, по-видимому, не стесняла собравшихся.

Солидные старики, загоревшие мужчины в возрасте 30–40 лет, юные «пойги», женщины и девушки сидели на длинных скамьях вперемежку как в кирке. Я подсчитал число собравшихся. Их оказалось: 56 женщин и 32 мужчины. Среди старших были и дети 5–6 лет, подростки и даже грудные дети на руках у матерей. Посетители собрания хранили молчание, и только в углу на руках какой-то женщины с раскрасневшимся лицом беспокойно ворочался и попискивал грудной ребёнок. На мать косились недовольные соседи, но она сидела спокойно и внимательно глядела в сторону оратора.

За большим столом у стены размещался президиум собрания; председатель, человек лет 40, в толстом пиджаке и в крахмальной сорочке. В конце стола спиной к публике сидел секретарь собрания, молодой крестьянин с гладко зачёсанными белыми волосами. За столом ближе к стене размещались степенные финны, члены местного комитета партии младофиннов.

Оратор, молодой человек лет 30, стоял рядом с председателем. Говорил он медленно и скучновато, с паузами, с неопределённым в голосе мычанием — «э-э-э»… и то поднимал глаза к потолку, то опускал их и точно искал взглядом в публике сочувствующих его речи. Это был специально разъездной оратор от партии младофиннов, учитель одной из Гельсингфорсских гимназий.

Вкратце мне перевели содержание его речи.

Развёртывая перед слушателями свою программу, оратор старался выяснить программы других партий и критиковал их. Восхваляя разумную и «реальную» политику младофиннов, он говорил, что если будущий сейм обогатится представителями младофиннов, то сейм никогда не распустят, потому что «мы, — как пояснял оратор, — сумеем удержаться в конституционных рамках и не раздражим правительства в Петербурге».

— Мы не забудем интересов бедных и трудящихся классов страны — рабочих, крестьян, торпарей… Мы позаботимся о нравственности народа. Мы введём торговлю и промышленность в русло процветания. Мы увеличим финансы страны, оберегая интересы трудящихся и не поколебав жизненных основ работодателей…

Отмежевавшись от партий старофиннов и называя представителей последних «людьми застоя и смерти», оратор, однако, отметил, что эти «люди смерти» всё же ближе к жизни, нежели «утописты-шведоманы», «невежественные» представители крестьянских союзов, которым надо ещё пройти школу, прежде чем заняться политикой, и «социалисты-рабочие, для которых „нет ничего в прошлом“, а мечтают они только о своём будущем».