Василий Брусянин - В стране озёр

Дачевладелица расхваливала мне две комнатки на верхнем этаже недостроенной дачи, а сама вытирала с лица пот и, видимо, волновалась. По-русски говорила она великолепно. И это обстоятельство радовало меня. А когда я попросил г-жу З. показать мне расхваленные ею комнаты, она глубоко вздохнула, сидя в шведском кресле, и сказала:

— Не могу я пойти наверх… Сами посмотрите…

Я посмотрел на её толстые босые ноги, похожие на обрубки довольно толстых сосновых брусьев, и поверил ей: действительно ей должно быть трудно подниматься на высоту двадцати ступеней.

Комнаты мне понравились; восхитителен был и вид на озеро с высокой террасы, сквозь чащу сосновых веток. От дачи под гору вела широкая аллея, с клумбами, усыпанная ярко-красным песком. Внизу у озера виднелись постройки финской деревни: избы, сараи, бани. Дача ещё только отстраивалась. В маленькой конурке я видел плотничьи и долотные инструменты. Тут же стояли жестянки и вёдра с какой-то пахучей тёмно-жёлтой краской. Это обстоятельство меня немного смутило, и я сказал г же З.:

— А что, плотники очень рано начинают свою работу?

— Рано, — невозмутимо ответила она и потом, помолчав, прибавила, — на даче надо рано вставать и рано ложиться… Это очень здорово…

Она вкратце сообщила мне, что в юности жила в Швеции, где люди рано ложатся и рано встают, и что этот «шведский» режим куда лучше петербургского. Упомянула она также о гимнастике, о купанье и о прогулках на лодке. Выходило так, что под кровом г-жи З. всем упомянутым видам физического воздействия на организм я должен следовать неукоснительно. Я мысленно согласился с этим.

Чтобы попасть в мои комнаты, мне необходимо было втащить свои чемоданы и портпледы на высоту лестницы в двадцать ступеней. На лестнице валялись стружки, обрезки досок, опилки, обрубки. И от всего этого пахло сосной. Придерживаясь за сосновые перила, я изнемогал под тяжестью чемоданов, но всё же утешал себя: «Здесь так чудно пахнет сосною!»

На верхней площадке лестницы я остановился и готовился к дальнейшему путешествию. А оно представилось мне не лишённым препятствий и даже риска поломать ноги или расшибить голову. Чтобы добраться до моих «комнат с мебелью», мне предстояло пройти через две другие комнаты без дверей и окон. В стенах зияли отверстия для будущих окон и дверей. Пола в этих комнатах также не было, а было то, что называется «чёрными» полами, т. е. был дощатый помост, залитый цементом. От одной «будущей» двери до другой были проложены не особенно широкие зыблющиеся доски. Со страхом я пробалансировал по ним, но всё же прошёл благополучно.

В моих комнатах двери и рамы белели свежей окраской и блестящими медными шпингалетами и крючками. Меблировка комнат состояла из двух больших столов, деревянной кровати, скамьи, табурета и маленького ночного столика. Мебель была сделана из хорошо выструганных сосновых досок и не окрашена. Только как-то странно не гармонировали с остальной обстановкой три ветхих венских стула с замазанными и просиженными решётками и облезлый железный умывальник, без таза и кувшина.

Разложив вещи и осмотревшись, я, к моей радости, заметил, что и стены дома сделаны из толстых сосновых брёвен: на светлых ароматных стенах висели янтарные капли смолы. Это меня восхитило до слёз. А через полчаса я убедился, что мой новенький чесучовый пиджак и летние серые брюки замазаны сосновой смолой. Вначале это обстоятельство привело меня в уныние, но потом я быстро успокоился и снова восхитился. Я стал рассматривать мебель и убедился, что и столы, и скамья, и кровать «источают» как мироточивые предметы ту же целебную смолу. И я подумал:

«Какое счастье встретить такого милого человека как старый финн, давший мне адре́с г-жи З.!»

Старый финн представлялся мне даже каким-то благодетельным послом хмурых небес туманной страны озёр. Я вспоминал его как божество и мысленно желал ему доброго здоровья и долгих лет жизни, главное — долгих лет жизни!..

«Какая чудная страна Финляндия!» — думал я, убедившись, что и моё пальто, и шляпа, и зонт также уже успели прикоснуться к какому-то мироточивому предмету, и на них блестели янтарные капли сосновой смолы.

«Я буду писать новый роман, а стены, столы, кровать и скамья будут дышать ароматом соснового леса! Как это восхитительно! А потом и моя рукопись пропитается каплями смолы. А когда хмурый петербургский редактор будет читать моё произведение, на него пахнёт ароматом соснового леса, он непременно глубоко вздохнёт как на лоне природы, улыбнётся и благосклонно отнесётся к моей рукописи. Мой роман будет детищем соснового леса!..»

Надышавшись ароматом сосны, я, однако, почувствовал, что хочу пить и есть. Я спустился с лестницы и застал г-жу З. на прежнем месте, под тенью сосны, в шведском кресле.

Полуденное солнце палило немилосердно. Было душно, чувствовалась близость грозы, хотя на небе ни облачка. И лес стоял точно в сладкой дремоте, не напевая зеленеющей хвоей протяжной и однообразной мелодии, как это бывает даже при тихом ветре. Птицы тоже молчали…

Лицо г-жи З. раскраснелось ещё больше. Расставив толстые ноги и сложив руки на животе, она дремала. По крайней мере мне показалось так: глаза её были полузакрыты, а около её толстых губ и мясистого носа носились докучливые мухи. Но она не дремала, и я заметил, каким пристальным взглядом она рассматривала меня. Она пила кофе. Возле неё стоял небольшой столик, на котором помещались кофейник, чашка, сливочник и белый хлеб на тарелке.

Я почему-то раскланялся и подошёл к полной даме. Она расширила глаза, спугнула с губ и носа мух, и в её взгляде я прочёл нечто холодно-вопросительное.

— Скажите, пожалуйста, — начал я, — а у вас есть прислуга, услугами которой я мог бы пользоваться?

— Прислуги не держим… Вон старик только, муж мой…

Движением головы она указала куда-то в сторону. Под навесом сарая я увидел дряхлого старика в суконном пиджаке и белых панталонах. Седая голова его была обнажена и нещадно припекалась солнцем. Старик чистил картофель, стоя на коленях у небольшой кадки.

— Муж мой — человек старый, — начала она. — Поутру будет носит воду, а может вы и сами будете брать в колодце?..

— Ну, а… самовар у вас есть?

— Самовара нет… Мы кофе пьём…

Быстро опорожнив чашку кофе, г-жа З. добавила:

— Съездите в Выборг, купите кофейник, стакан и всё, что надо… Может быть, и здесь в лавочках купите.

— Но дело-то вот в чём, — заявил я уже с большей решительностью, — пить и есть я хочу теперь… сейчас…

— А-а!.. Сейчас! — протянула она, и глаза её снова полузакрылись, а около её губ и носа опять закружились мухи.

«Чёрные мысли как мухи»… [1] А. Н. Апухтин «Мухи». Прим. ред. — почему-то промелькнули в моей памяти слова поэта. Мысли мои, действительно, были чёрные, а голод и жажда всё настойчивее и настойчивее напоминали о себе.