Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа (Книга 2)

- Все, хватит! - грохал кулаком по столу служитель охранки.

- Баста! Убери эту бутылку к чертовой матери!

- Как вам будет угодно, ваше превосходительство!

- Тысячу раз говорил тебе, что я пока не "ваше превосходительство", экая ты бестолочь. Но ничего, скоро, скоро все услышат о новом начальнике Зангезура! Пойдешь ко мне в лакеи? Пойдешь, сукин сын! Подожди, куда уносишь бутылку?

Противно морщась, рыча, он опрокидывал стакан и, уставившись на Карапета помертвевшими глазами, заводил приятные ему разговоры о женщинах. Как всякий некрасивый мужчина, он считал себя сердцеедом: в письмах к друзьям в Петербург он постоянно сообщал о все новых и новых победах над горячими, страстными кавказскими женщинами, хотя сам как огня боялся женщин. И всякий раз, когда напивался с Карапетом, вожделение его обретало предметность: он уговаривал ключника пойти в гости к его жене, чьи мощные бедра, алые губы и высокая грудь не давали ему покоя.

- Она и сама часто спрашивает о вас, - лукавил Карапет.

- Все хочет видеть вас у себя в гостях, ваше превосходительство. Да только, видите ли, нехорошо нам идти пьяными. Она о вас такого мнения, такого мнения, ваше превосходительство, и нехорошо будет являться в пьяном виде. Вот давайте завтра с утра отоспимся и пойдем. Она будет так рада!

- Ладно, пшел вон, ублюдок! - говорил окончательно одуревший от водки капитан и садился писать донесение.

Была особенность у этого жалкого человека - при любом опьянении он мог ясно, трезво и логично мыслить, когда речь шла о его службе. Его донесения отличались четким слогом, были точны. Кудейкин правильно оценивал внутренний механизм событий, расстановку сил, выделив обоюдную нерешительность повстанцев и правителей Кавказа, колебания местного населения, которым двигало сочувствие к бунтовщикам и в то же время страх перед расплатой; он верно охарактеризовал политическую беспомощность краснобая Белобородова и чрезвычайную важность жестких и даже жестоких мер против пленницы Хаджар, считая, что без нее мятеж будет обезглавлен. Словом, ум его был в определенном смысле недюжинным, и это более всего раздражало Белобородова. Когда Кудейкин получил известие о прибытии в Зангезур генерал-губернатора Гянджи, он тотчас же посетил Белобородова.

- Ваше превосходительство, - сказал он, нагло усаживаясь напротив и закидывая ногу на ногу. - Осмелюсь предложить вам некоторые административные меры в связи с прибытием сюда генерал-губернатора.

- Предложите, - с ненавистью произнес Белобородое. - К сожалению, то, что вы предлагаете, иногда бывает весьма разумным.

- Почему же - к сожалению? - улыбнулся ядовито Кудейкин.

- Это уж как вам хочется... Говорите же!

- Вот я как думаю. Вы согласитесь с тем, что прибытие такого высокопоставленного лица с чрезвычайной миссией требует строжайшего порядка. Войска нужно привести в полную боевую готовность. Усилить дозоры, перекрыть все возможные ходы и выходы из населенных пунктов. Господи, князь, откуда у вас такой замечательный чубук?

- Перестаньте паясничать, - устало сказал Белобородое. - Допустим, здесь вы правы. Но вы совсем не за этим ко мне пришли. Я вас уже слишком хорош знаю.

- Вот именно, - снова улыбнулся Кудейкин и, поднявшись, прошелся по кабинету.-|Мне нравится, что мы понимаем друг друга... Видите ли, у нас в тюрьме сейчас содержатся два крестьянина, обличенные в умышленном поджоге господского дома. Напишите распоряжение. Крестьян расстрелять, - голос капитана зазвенел. - Расстрелять прилюдно, согнать на казнь толпу. Это урезонит туземцев, поселит в них ужас. А нам поможет поддерживать порядок.

- Ну уж нет, капитан, этого я не дозволю.

- Другого ответа я не ожидал от вас, князь. Но подумайте о своем положении. Как политик, вы дышите уже на ладан. И только чрезвычайные меры спасут вас. А здесь такой случай... Ни одна живая душа не узнает, что на расстреле настаиваю я. Губернатор и сам наместник воспримут это как ваше усердие и поймут, что вы начали исправлять свои ошибки... Видите, как я пекусь о вас.

Князь побледнел. "Сейчас я пристрелю этого негодяя" - подумал он.

- Не пристрелите, - поразил Белобородова ответом Кудейкин. - Вы не трус, далеко не трус. Но то, что происходит, выше вашего понимания. А не понимая, что к чему, вы ничего не делаете.

"Какой гениальный мерзавец",- подумал Белобородов и его объял вдруг ужас, словно он увидел у себя на столе застывшую перед броском змею.

- Убирайтесь! - очнувшись, сказал Белобородое.- Не вводите меня в грех.

- Слушаюсь, ваше превосходительство, не вводить вас в грех,- ответил Кудейкин, гримасничая.- Итак, решено, я готовлю этих бродяг к расстрелу. С распоряжением вы, надеюсь, не заставите ждать... Прощайте!

"Боже мой, - думал Белобородое. - Что за несчастная, что за варварская эта страна. Что за мерзости творятся вокруг. Неужто, господи, не видишь ты этого?"

Глава девятнадцатая

Весь день Белобородое был под впечатлением тяжелого разговора. "Ведь расстреляет, мерзавец, этих бедолаг! Вот незадача, - думал князь. - Как на грех, именно у него в уезде должны были объявиться бунтовщики. Вот вам благодарность за все, что он сделал для этого народа. Нет, толпа, она всегда остается толпой. Чернь - всегда чернь. Надо же было думать о всяких глупостях, вроде какого-то самоуправления! Карьера! Черт с ней с карьерой, покоя нет... Теперь сиди и думай, как встречать Федора".

Эта проблема вообще князю казалась неразрешимой. Встречать генерала, как старого знакомого, приятеля, дворянина или сделать вид, что воспринимает его прибытие, как приезд гостя, - какие это толки вызовет, что сам Федор подумает. Держаться официально, но буднично, так, будто ничего ровным счетом не случилось, вероятно, смешно: кого сейчас обманешь, кроме самого себя? Выйти с петицией на дорогу, встречать свиту генерала хлебом и солью, греметь салютами - пошло. Не дети же они, в конце концов, играть в оловянные солдатики.

А потом, миссия губернатора - миссия ясная. Вероятно, Федор сам вызвался перед наместником приехать сюда, разобраться в обстановке, помочь ему по старой дружбе. Что же, можно только благодарить за эту услугу. Положение действительно обострилось, и такой политик, как губернатор, да еще симпатизирующий ему, как нельзя кстати. Если бы Белобородое хоть на минуту мог представить себе, как глубоко он заблуждается, возможно, дальнейшие события развивались бы совсем по-другому.

Тем временем губернатор Гянджи собирался покинуть Шушу. Чувствуя себя слабым, он старался тем не менее казаться бодрым, пробовал шутить, строил оптимистические планы, но все, кто его окружал, ощущали, что былой воли в нем более нет.

С утра самые знатные люди Шуши пришли с визитом к губернаторше. Начали с того, что рассыпались в изъявлениях преданности, которые она выслушала внешне спокойно, но внутренне ликуя. Затем ей было преподнесено золотое кольцо с большим, необыкновенной чистоты бриллиантом. Чего это стоило? По крайней мере нескольких тысяч ограбленных крестьян, пухнувших с голоду детей, десятки доведенных! до нищеты сел.