Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа (Книга 2)

Иногда они забирались так высоко, что, казалось, можно достать руками быстро бегущие в небе облака, и замирали на время от захватывающей дух величественной красоты гор. Сизая дымка окутывала бесконечную гряду вершин, увенчанных снежными шапками; синели леса, утопали в них долины, и в бездонном небе поодиночке и попарно мощно и плавно очерчивали круги могучие орлы, то снижаясь, то поднимаясь выше, к самому солнцу; они кружились, изредка перекликаясь, и, казалось, нет им преград и границ.

- Вот она какая сладкая, свобода! - вздыхал Томас.

- Красиво, как красиво, - шептала Тамара, сжимая руку Гогия. - Горы, как в Грузии... Я обязательно напишу это, я найду такие краски, чтобы люди плакали от счастья... Вы помните, как у Пушкина: "Кавказ подо мною, один в вышине..."

- Ну вот, сразу плакать, - усмехнулся Томас, тряхнув кудрями. - Мы так приучились к слезам, что без них даже радоваться не можем. Вперед, друзья, вперед! Я чувствую,здесь, слева, дорога не так крута.

В свои тридцать лет Томас исходил почти все Закавказье, побывал почти во всех городах; он прекрасно владел русским, азербайджанским, грузинским, не говоря уж о своем родном, армянском языке. Он знал десятки профессий, работал кузнецом, плотником, был егерем, садовником и даже целый год - фельдшером, пока не умудрился выдернуть одному жандарму сразу два здоровых зуба вместо больного, за что поплатился своим. Когда он об этом вспоминал, то непременно вздыхал и говорил: "Кулак у этого дубины оказался с голову лошади. И весь рыжий. Ничего, я еще его встречу".

Если в трудном пути Аллахверди был командиром маленького отряда, то Томас был его душой. Когда устраивались на ночлег возле костра, Томас рассказывал о своих несчетных приключениях, и даже Аллахверди, не сдержавшись, беззвучно смеялся.

- Пришел я однажды в Кутаис, - рассказывал Томас. - Конечно, в кармане ни гроша, есть хочется. В работу меня никак не берут из-за лохмотьев. Ни в кузницу, ни в лавку. Кое-как разузнал, что в одном небольшом домике с красивым садом живет вдова, богатая вдова не то какого-то полковника, не то купца, так и не понял... Стал проситься в дом, два раза вышвырнули, вернулся. Хотели вышвырнуть в третий, появилась сама госпожа. "Что тебе нужно, бродяга? -спросила она. - Или полицейского кликнуть?"

- "Это нужно не мне, отвечаю, а вам, сударыня". - "То есть как _ мне?" "Вам, а только я не люблю, когда меня обижают, прощайте!"- "Подожди! Что ты сказал, почему это нужно мне?"

- "Потому, говорю, что в Тифлисе один гусарский офицер, узнав от своего слуги, что я двигаюсь в Кутаис, велел мне передать вам письмо. Он сказал, что есть такой домик с садом, с голубыми резными ставнями, отдашь хозяйке письмо." Смотрю, она вся розовеет! В точку попал! "Давай, говорит, письмо". - "Я еле держусь на ногах, говорю, а письмо я спрятал неподалеку отсюда, чтобы, не дай бог, не отнял кто". В третий раз из этого дома меня вышвырнули уже как следует. Пролетел я метров тридцать, как птица. Но уже был в кое-какой одежде и сытый. Устроился сразу же в кузницу. А в кузнице в то время... '

- Сочиняешь ты все, - ворчал Агамирза.

- Не все, - смеялся Томас. - Но в Кутаисе я действительно был, только очень давно, когда мне лет двенадцать было, и всего на час там задержался. Вышла история...

Так они шли, перемежая серьезные разговоры о своей цели с шутками, короткие передышки с трудными переходами, и, казалось, горы расступаются перед ними, раскрывая до поры до времени скрытые тропинки, и орлы сопровождают их, приветствуя мужество и жажду свободы путников гортанными криками. И если бы можно было подняться еще выше них, так высоко, чтобы разглядеть просторы на тысячи километров вокруг, то странной показалась бы эта маленькая горстка свободных людей, затерянных в горах, в просторах огромной империи, закованной в кандалы.

Могла показаться безумной мысль, что не только несколько человек, но и несколько тысяч, даже несколько десятков тысяч могут поколебать могущество империи и верят в то, что они могут выиграть это неравное сражение. И все-таки они шли, повинуясь вековечному зову, повелительному зову свободы.

Чем ближе путники были к цели, тем скорее они двигались, несмотря на налившиеся усталостью ноги, нехватку еды и сырые ночи, в которые невозможно было заснуть. Особенно устала Тамара, хотя и не подавала вида. Томас предложил вдвое сократить путь, спустившись в долину, и перейти вброд неглубокую, но стремительную горную речку; дальше через редколесье выйти к южному склону невысокой горной гряды, откуда до цели было подать рукой. Подумав немного, Аллахверди согласился. Ему не нравилось настроение людей, которые конца-краю не видели этому блужданию в горах...

Они собирались выйти уже из-за укрытия и двинуться к речке, как увидели двух конников.

- Быстрее, - тихо приказал Аллахверди, - вон за тот валун!

Всадники, это были казаки, держа поперек седел ружья, озирались по сторонам. Видно было, что они долго стоят на одном месте, потому что кони нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

- Все здесь? - спросил Аллахверди. - А где Аслан?

- Только что был здесь, - шепотом отозвался Томас. - Не пойму, куда делся!

Всадники стали разворачивать лошадей в сторону речки, но тут, как пастуший кнут, неожиданно щёлкнул выстрел, и один из казаков, тот, что был правее, всплеснул руками и свалился наземь. Другой пустил лошадь в галоп, но Аллахверди быстро вскинул ружье, и лошадь понесла волочившегося головой по земле всадника к противоположной стороне ложбины и скрылась в редколесье.

- Черт знает что! - сказал Томас почему-то по-русски. - Этого только нам и не хватало.

Вернувшись почти ползком в лес, друзья увидели появившегося перед ними Аслана с восторженной улыбкой на лице. Все отвернулись.

- Отдай свое ружье Агамирзе, - сказал жестко Аллахверди. - Агамирза, возьми ружье у этого мальчика.

- Он шевелится, - сказал Томас.

- Кто шевелится? - спросил Аллахверди.

- Раненый казак шевелится. Нужно подобрать его.

- Пожалуй, - быстро догадавшись, что хочет Томас, сказал Аллахверди. Хоть и опасно появляться возле него, но выхода нет. Во-первых, можно узнать, много ли их тут, где и с какой стороны они могут появиться. А потом, если легко ранен и просто затаился, то может попасть к своим прежде, чем мы сумеем спрятаться в горах.

Немолодой уже казак был ранен в грудь. Он открывал мутные, слезящиеся глаза и громко стонал.

- Теперь его и бросить нельзя, - сказал Гогия.- Грех бросать умирающего.

- Он бы тебя не пожалел,- сказал Агамирза.

- Все равно нельзя,- признесла побледневшая Тамара.

- Хватит разговаривать,- оборвал всех Аллахверди.- Томас, сможешь носилки какие-нибудь соорудить? Побыстрее! А ты поди сюда,- сказал он Аслану.

Томас быстро разорвал на казаке гимнастерку, промыл рану чачей, смазал ее какой-то зеленой жидкостью, которую хранил в пузатой бутыли и, отодрав от края своей рубахи полоску ткани, сделал перевязку.