Валентин Распутин - Дочь Ивана, мать Ивана (фрагмент)

-- О чем вы хотели со мной говорить? -- не стесняясь, бесцеремонно поторапливая, спросила она, как только Тамара Ивановна и Анатолий устроились перед нею на стульях.

Тамара Ивановна молчала, невидяще уставившись в лицо прокурора. В самые последние минуты перед тем как войти в кабинет, там, в небольшой приемной без секретарши, глаза у нее кое на что прозрели. В дверь, открывавшуюся внутрь приемной, несколько раз заглядывали, пока Тамара Ивановна с Анатолием ждали приглашения в кабинет. Тамара Ивановна поднимала голову, уставляла на заглядывающего невидящие глаза и снова опускала их в покорном ожидании. Она подняла и опустила их и в этот раз и, уже опустив, уже за закрытой дверью, увидела высокого, плечистого кавказца, оставшегося недовольным сидящими в приемной. Из-за спины его выглядывал еще один уроженец гор. Она подержала их лица перед собой, соображая, зачем они могут быть ей нужны, и вдруг быстро поднялась, открыла дверь. В коридоре их не было. Осторожно приоткрыла она дверь в кабинет Цоколя -- они, загородив собою следователя, стояли перед его столом. Ее могли заметить -- она прикрыла дверь, оставив щелку, и прислушалась. После гортанных, одновременно вырвавшихся слов послышался голос Цоколя.

-- Меру пресечения решает прокурор, а не я, -- торопливо говорил он. --Уберите это от меня! -- вдруг перешел он на требовательный и растерянный шепот. -- Уберите немедленно. Не я решаю. Завтра мы приведем его на санкцию. Сегодня я ничего не могу обещать. Завтра.

Только Тамара Ивановна вернулась в приемную, прокурор вызвала их. И вот теперь, словно увеличившись перед Тамарой Ивановной в размере, она спрашивала, уже во второй раз, для чего они добивались с нею встречи. Анатолий заторопился:

-- Дочь у нас... Подверглась изнасилованию. Мы пришли узнать...

-- Что пришли узнать?

Тамара Ивановна отчеканила:

-- Пришли узнать, что будет с насильником!..

-- Для нас он подозреваемый, -- назидательно сказала прокурор, откидываясь на спинку низкого кресла, отчаянно скрипнувшего под ней, но устоявшего. И в этом скрипе Тамара Ивановна услышала: фигу вам!

-- Пусть он для вас будет хоть святой. Насильник есть насильник. Он изнасиловал несовершеннолетнюю, нашу дочь. Нашу дочь! -- подчеркнуто повторила она, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сорваться и не сказать лишнее. -- И мы пришли узнать, что будет с насильником. Вот!

Прокурор перевела глаза с Тамары Ивановны на Анатолия и опять на Тамару Ивановну. Она тоже удерживала себя от резкостей.

-- Вот что, уважаемые родители, -- подчеркнуто спокойно сказала, не потеряв самообладания, и в голосе послышалось удовлетворение собой. -- Я познакомилась с делом вашей дочери. Через этот кабинет проходят десятки... да! -- десятки таких дел, и мы научились в них разбираться. Следствие еще не закончено, но вот что я вам скажу. А вы уж стерпите, мы тут пустыми словами не бросаемся. Если бы ваша дочь не захотела с самого начала иметь дело с этим... с кем она легкомысленно поехала... А потом: если бы она захотела убежать от него, а потом -- позвать на помощь, она бы это сделала. У нее была не одна возможность избежать случившегося. Она ни одной не воспользова-лась...

-- Она боялась... -- осторожно перебил Анатолий.

-- Чего она боялась? На трамвайной остановке десятки людей, она сама это показывает... Броситься к людям за помощью боялась? Или раньше еще, на рынке, где ступить негде от народа, боялась не поехать с неизвестной личностью? Когда боятся, поступают наоборот. Я понимаю ваши родительские чувства, но правосудие должно руководствоваться не чувствами, а намерениями и поступками...

-- Да как же не бояться-то! -- вскричала, вскочив, Тамара Ивановна, раненная этими двумя стрелами -- словами "правосудие" и "бояться -- не бояться". -- Правосудие! Вот и дайте нам правосудие! Как же не бояться?! --оглядываясь вокруг, обращаясь не к прокурору, а к стенам, еще горше вскричала она. -- Среди бела дня убивают -- ничего, ни преступления, ни правосудия! Круглые сутки грабят -- ничего! Воруют, насилуют, расправляются как со скотом... хуже скота! Нигде ничего! Вы что думаете, -задыхалась она, -- что если бы она, наша дочь, на трамвайной остановке бросилась искать защиту -- помогли бы ей? Вы уверены? А я не уверенаИ дочь моя была не уверена! Мы что, не знаем, как человека убивают середь толпы, и толпа разбегается! Не знаем мы, как от крика "спасите!" люди шарахаются и зажимают уши! Правосудие! Люди до того напуганы, что они уж и кричать от страха не могут. А вы здесь: он, видите ли, подозреваемый, он несчастный, наша дочь его в несчастье втянула... Мы его поймали, привели вам, преступление как на блюдечке, а вы боитесь его оскорбить не тем словом. Но почему вы не боитесь оскорбить нашу дочь?.. ведь ее избивали, насиловали, как бы вы ни крутили это дело! Это вы привыкли, что насилуют -- вообще, везде! А мы не вообще, у нас дочь! Ее же изнасиловали, и она же теперь у вас подозреваемая... наравне с этим бандитом!

-- Успокойтесь. Или оставьте кабинет, такой тон я выслушивать от вас не желаю.

Тамара Ивановна села, задыхаясь, сердце билось у нее задним ходом. В эту минуту и почувствовала она толчок изнутри, мгновенный и решительный, который придавил ее к стулу и заставил замереть. И то, что сказалось ей или приказалось, что отчетливо прозвучало в ней, заставило ее, как только она пришла в себя, по-другому взглянуть и на прокурора, объяснявшего что-то Анатолию, и на проводимое этой женщиной правосудие, и на шумящую за окном жизнь, изо дня в день шагающую по своим законам. Казалось, со всем она примирилась и всему поняла цену. Прислушавшись, она стала различать слова прокурора:

-- У нас сейчас только показания потерпевшей и подозреваемого. Свидетели допрошены не все, нет окончательного заключения эксперта. Когда следственные мероприятия будут закончены, тогда и будет решаться вопрос о мере пресечения.

"Дело ясное, что дело темное", -- подумала Тамара Ивановна и спросила на удивление спокойно:

-- Что такое санкция?

-- Какая санкция?

-- Ну, что такое привести на санкцию?

-- Привести на санкцию -- значит объявить подозреваемому его дальнейшее положение по истечении срока задержания, -- всматриваясь в Тамару Ивановну и настораживаясь от ее вопроса, ответила прокурор. -- Вы хотите знать, какие могут быть санкции? Может быть или заключение под стражу, когда это необходимо, или, когда это допустимо, освобождение под залог.

-- И пока ничего не ясно, как повернется дело?

-- Пока ничего не ясно.

-- Могут и отпустить?

-- Под залог. Я сказала: когда это допустимо. Такая мера пресечения предусматривается законом. -- Прокурор поднялась, оставив последнюю фразу для большей четкости быть произнесенной на ногах: -- Если вы не доверяете нам, у вас есть право обратиться в областную прокуратуру.