Иннокентий Омулевский - Шаг за шагом

Между тем как одна часть толпы распоряжалась таким бесцеремонным образом с казаками, другая окружила самого Оржеховского, сильным натиском приперев его к стене дома, меж ставнями. Директор был безоружен: какой-то здоровенный фабричный, в первую же минуту свалки, вышиб у него из руки револьвер; другой — тотчас же отыскал этот револьвер в снегу, осторожно поднял его и, подавая старосте, сказал:

— Накось, Семен Ларионыч, припрячь хорошенько эвту штуку: пускай набольшие в городе поглядят, какими он гостинцами нам сулился…

Бледный как полотно, с бессильно стиснутыми зубами, Оржеховский испуганно ждал неизвестной развязки этих бурных сцен.

— Худо вам… очень вам худо будет! — говорил он, тяжело дыша.

— Ничего; сами в деле — сами, значит, и в ответе, — успокоил его высеченный им «дед».

— Чего коня-то мучишь напрасно? Слезай! — заметил кто-то директору.

— Да что нам, робяты, долго-то толковать с ним? Давай, стащим его, коли добром не слезает! — обратился к толпе муж Парасковьи Петровны.

Директор инстинктивно ухватился руками за ставень.

— Что вы хотите делать со мной?!.- в ужасе закричал он, теряя последнее мужество, когда кучка рабочих протянула к нему свои здоровенные руки. — Дайте мне только подводу, и я сейчас же уеду… вот вам бог свидетель! — указал Оржеховский рукой на небо.

Но он несколько поздно предложил эту полюбовную сделку: в толпе послышался сдержанный смех.

— Знамо, что уедешь, коли сами хочем тебя отправить; да только ты маленько рано каяться-то вздумал: надоть бы еще пострелять в нас, — сострил кто-то.

— Мы те давече добром сказывали: уходи; не послушался, — тепернче пеняй на себя, коли поучим тебя маленечко. Слезавай, слышь! — лукаво прищурившись, объявил директору один из «дедов».

— Слушайте, братцы! — ухватился Оржеховский за последнее средство, — никого я из вас не выдам… все забуду; скажу в городе просто, что сам не хочу здесь служить — надоело… что хотите, то и скажу, только пустите меня…

— Ишь! теперь так и «братцы» стали, — саркастически заметил один кудреватый парень, раза два высеченный директором, — теперь так он на нас, собака, словно как на образа молится…

— А ты чего лаешься? — важно и строго остановил его староста. — Ты говори дело, а не ругайся!

Парень сконфузился и стушевался.

— Слезай-ай, господин дилехтор! супротив «мира» все едино ничего не поделаешь, — увещательно обратился Семен Ларионыч к Оржеховскому.

Но тот не трогался с места и еще крепче ухватился за ставень. Он, однако ж, недолго удержался в этом положении: небольшая кучка фабричных снова протянула к нему руки и, без особенного труда, стащила его с лошади.

— Веди его теперича, робяты, в сборную; мы сейчас туды прибудем, — распорядился один из «дедов».

Директора взяли под руки и повели, несмотря на все его просьбы и сопротивления. Народ с оглушительным шумом хлынул за ним, как одна бурная волна; бросившиеся вслед за ней ребятишки выказывали почему-то непомерную радость, толкая друг друга в снег и заливаясь звонким, беззаботным смехом.

— Ну вас! чего разбесились, черти? Ужо вам староста-то даст знать! — унимали их, оборачиваясь, пожилые бабы.

Смотритель, верхом ускользнувший в суматохе общей свалки за «конвойную» и притаившийся там возле забора, теперь кубарем скатился с лошади, привязал ее за скобку калитки и — ни жив ни мертв — пустился улепетывать домой по задворкам.

— Ишь ка-ак!.. Ишь ка-ак жа-арит чиновник-от наш! — добродушно смеялись между собой заметившие его побег фабричные, и не помышляя, разумеется, пускаться в погоню за этим зайцем, особливо теперь, когда настоящий зверь был пойман.

Пока толпа шумно подвигалась вперед, Варгунин и Жилинский, поравнявшись с «дедами», стали уговаривать их — отпустить директора поскорее в город, «без всякой расплаты», — как выразился Матвей Николаич. Немного погодя к ним присоединились Светлов и Христина Казимировна; узнав, в чем дело, они тоже в один голос советовали «дедам» принять этот добрый совет. Но «деды» твердо стояли на своем.

— Поучим маленечко, тогды и отправим, — говорили они.

— Ну-с, хорошо-с. Да как вы его поучите? — нетерпеливо приставал к ним Варгунин.

— А так и поучим: постегаем маленько, — сказал староста.

— Смотрите, батенька! это ведь острогом пахнет… — предупредил его Матвей Николаич.

— Сам знаю, Матвей Миколаич, что не пряниками пахнет, да как же быть-то? «Мир», значит, так решил, а нам супротив «мира» идти не почему нельзя…

Семен Ларионыч погладил бороду, заложил за спину руки и задумчиво уставился в землю.

— В острог так в острог! — с отчаянной решимостью махнул он вдруг рукой и опять задумался.

— Как «мир» хочет, так тому и быть! — единодушно поддержали его «деды».

Варгунин не счел деликатным настаивать долее на своем совете; однако Матвею Николаичу удалось как-то склонить выборных — дать ему честное слово, что они накажут директора только слегка, для одного виду, — это была с их стороны хоть и небольшая, но все-таки уступка. Тем не менее расходившаяся не на шутку толпа думала совсем иначе; оказалось, что ее не так легко уговорить, как «дедов». Жилинский и его гости, даже Христина Казимировна, истощили все свое красноречие, чтоб подействовать на благоразумие фабричных, но те и слышать не хотели о каких бы то ни было уступках; напротив, эти жаркие увещания, по-видимому, еще больше подстрекнули мстительный инстинкт некоторых горячих голов.

— Чего с ним попусту-то валандаться! — кричали в толпе, окружавшей директора, — вали его, робяты, прямо в пролубь! Это дело вернее будет.

— Туда собаке и дорога! — резко подхватил кто-то.

И толпа, увлекаемая передней кучкой рабочих, сопровождавшей Оржеховского, ринулась было в сторону фабричной плотины, где действительно находилась узкая прорубь, откуда обыкновенно брали воду.

При этом неожиданном движении народа в Светлове внезапно проснулась вся его энергия. Александр Васильнч быстро отыскал глазами Варгунина, выразительно махнул ему белым платком и в один миг забежал вперед толпы.

— Стой на минуту, братцы! — с необычайной силой крикнул он разъяренной кучке рабочих, тащившей Оржеховского, и остановил ее движением широко распростертых рук. — Если вы только без согласия выборных тронете директора хоть пальцем, — мы с Матвеем Николаичем первые бросимся в прорубь. Так и знайте!

— Да! уж тогда не поминайте лихом… — решительно поддержал Светлова догнавший его Варгунин.

Толпа на минуту как будто опешила; она, очевидно, была поражена таким неожиданным оборотом дела. Оржеховский изумленно смотрел во все глаза на своего нечаянного защитника в полушубке. Наступило угрюмое молчание.