Иннокентий Омулевский - Шаг за шагом

— Вероятно, пожар где-нибудь, — громко, на весь стол, сказал генерал.

В эту минуту вернулся полицеймейстер. Весь красный и, очевидно, чем-то смущенный, он торопливо подошел к главному начальнику, наклонился к самому его уху и шепотом доложил о чем-то.

— Что же? что же именно? — вполголоса доспрашивался генерал. — Извините меня, господа, я на минуту должен вас оставить… — обратился он вдруг к присутствующим и, сильно нахмуренный, озабоченно вышел из-за стола.

Полицеймейстер почтительно проводил его в бильярдную, где их ожидал, ни больше ни меньше, как… Оржеховский. Директор был до такой степени смущен в первую минуту встречи с генералом, что даже забыл поклониться: до приезда в город, не зная о возвращении главного начальника, он никак не ожидал, что дело придется иметь с ним, а последний шутить не любил и считался грозой края, несмотря на свою любезность и обходительность.

— Что вам угодно? — холодно и нахмурившись, как туча, спросил генерал у директора.

Оржеховский растерянно оправил гражданский мундир на себе и довольно бессвязно, то и дело запинаясь, но торопливо передал начальнику фабричное происшествие. Директор, впрочем, ни слова не сказал прямо о постигшем его позорном наказании, а обошел этот факт словами: «Мне, ваше превосходительство, угрожали… и… было даже покушение… на мою жизнь…»

— Но как же вы осмелились… оставить в таком положении фабрику… без моего разрешения? — строго перебил его генерал, значительно возвысив голос.

— В противном случае, ваше превосходительство, я был бы убит, а казенное имущество… разграблено… — слабым голосом пояснил директор.

— Это не оправдание! — резко обрезал его начальник, — оно еще больше может быть разграблено теперь, в ваше самовольное отсутствие. Вы могли немедленно послать сюда курьера.

— Ваше превосходительство… я уже вам докладывал, что казаки… все… были захвачены… — попытался еще раз оправдаться Оржеховский.

Но генерал не хотел уже и слушать его больше.

— Хорошо-с. Я и без вас доберусь до истины… Потрудитесь теперь отправиться ко мне: через четверть часа я к вашим услугам, — сказал он только с убийственно холодной вежливостью и вернулся в залу.

Войдя туда, старик прежде всего обратился к жандармскому полковнику, вызвал его в сторону и долго говорил с ним о чем-то, делая по временам нетерпеливые жесты рукою. Минут через десять генерал потребовал себе бокал шампанского и, обратясь к присутствующим, сказал с принужденной улыбкой:

— Позвольте еще раз благодарить вас, господа, за честь, которую вы оказали мне настоящим обедом. К сожалению, я не могу присутствовать на нем до конца: одно очень важное обстоятельство требует моего немедленного присутствия дома. Надеюсь, однако, это не помешает вам допировать и без меня, — по крайней мере я желал бы этого. Ваше здоровье, господа!

Генерал залпом выпил бокал. Гости шумно и единодушно поддержали этот неожиданный тост. Кто-то из почетных купцов, в излишнем заявлении своих чувств, даже крикнул бестактно «ура», не разобрав хорошенько, что ведь пьют-то теперь за его же собственное здоровье, а не за генеральское; но это нисколько не пощадило делу, заставив только улыбнуться многих, в том числе и самого начальника. Он, впрочем, сейчас же после тоста прямо подошел к Рябковой.

— Извините!.. Но я все-таки не могу отказать себе, Марья Николаевна, в удовольствии видеть вас сегодня у себя за чаем… — громко сказал генерал, желая, вероятно, смягчить в глазах прочих дам впечатление ее давешней французской выходки, и потом, прощаясь, он уже тихо прибавил: — Попозже…

Любезно раскланявшись с остальными гостями, представитель местной власти немедленно оставил залу, сопровождаемый до подъезда распорядителями обеда, полицеймейстером, своим адъютантом и жандармским полковником. Здесь он предложил к услугам последнего свой собственный экипаж, а полицеймейстеру и адъютанту отдал распоряжение ехать следом за ними. Дорогой, между оживленным разговором о происшествии в фабрике, в голове генерала как-то вдруг сопоставился рассказ Оржеховского с повествованием Рябковой об отъезде туда Варгунина и Светлова. Это внезапное сопоставление неотвязно торчало в уме его превосходительства вплоть до самого дому, и наконец, почти уже подъезжая к нему, генерал быстро остановил своего кучера и поманил к себе рукой ни на шаг не отстававшего от них полицеймейстера.

— Распорядитесь, пожалуйста, пригласить ко мне сейчас же доктора Любимова… где бы его ни нашли: формы не требуется, — отдал ему приказание начальник, когда тот подскочил к его экипажу. — И в Петербурге и здесь… знаменательные признаки, не правда ли? — обратился старик к жандармскому полковнику, выходя из коляски у своего подъезда.

— Н-да… — процедил сквозь густые усы полковник.

Представитель местной власти прошел с ним прямо в кабинет, куда через несколько минут приглашен был и Оржеховский, трусливо ожидавший в приемном покое дальнейших распоряжений. Директору пришлось снова повторить теперь, уже подробно и обстоятельно, фабричную историю. Он, однако ж, и на этот раз ни слова не сказал о розгах: ему легче было провалиться сквозь землю, быть сто раз под судом — словом, встать в какое угодно положение, лишь бы не признаваться самому самолично в подобном позоре. Тем не менее, Оржеховский не устыдился и тут сподличать: сообщив о виденных им в фабричной толпе Жилинском и Варгунине, он указал еще и на третье, неизвестное ему лицо, хотя и сознавал очень хорошо, что, может быть, именно этому третьему лицу был обязан жизнью; мало того, директор прибавил даже, что оно действовало особенно энергично, но в каком смысле — не разъяснил ни полсловом.

— Я назначу самое строгое следствие по этому делу, — сказал генерал, выслушав его терпеливо до конца, — но прошу не прогневаться, если оно раскроет нечто такое, о чем вы не находите нужным сообщать нам… Я не понимаю, не могу представить себе, — продолжал он с жаром и отделяя каждое слово, — чтоб целое село ни с того, ни с сего заварило подобную катавасию… Воровали вы там, что ли? Говорите! — вышел из себя старик.

— Но… ваше превосходительство… позвольте вам доложить, что я… что я… сам ношу… чин… полк… — вспыхнул Оржеховский.

— Пожалуйста, не будем считаться чинами, — резко остановил его генерал. — А! вы не хотите быть откровенным со мною… Хорошо-с. Я мог бы замять это дело, я мог бы дать вам возможность выпутаться из него сколько-нибудь прилично, без скандала для моего управления; но теперь… — Он развел руки и пожал плечами, — извините!

Директор в эту минуту был бледен не меньше, чем тогда, когда его тащили к проруби. Он знал, в какой сильной степени преследует глава Ушаковска всякое казнокрадство, и все-таки раздумывал, кажется: уж не ляпнуть ли ему лучше всю правду?