Анар Азимов - Нод

Анар Азимов

НОД

В темноте слышны звуки дудочки. Свет шарит по сцене и останавливается на сидящем Каине (его играет женщина). Каин играет на дудочке. Вернее, это робкие, неумелые обрывки музыкальной фразы. Общий слабый свет.

КАИН. У меня было достаточно времени, чтобы найти хороший тростник, и сделать в нем дырочки, но слишком мало времени, чтобы научиться играть.

Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина. И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец, а Каин (тыкает себя в грудь) был земледелец. Каин принес от плодов земли дар Господу, и Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел.

(Пытается играть на дудочке. Имитирует голосом какую-то монотонную музыкальную фразу, переходящую в блеяние.) Одно и то же. Всегда одно и то же. Одно и то же всегда пел брат мой Авель.

(Кладет дудочку. Резко встает, делает несколько неровных шагов вокруг дудочки на достаточно большом отдалении.)

Он пел очень громко, и его пение сливалось с блеянием его овец, так что вряд ли можно было отличить одно от другого. Брат Авель хотел узнать секрет плодородия земли, но у него не осталось бы времени блеять, начни он сажать хлеб.

(Садится на корточки, прикасается к дудочке пальцами.) Хотя время еще можно найти, а вот ни ума, ни терпения уже не найдешь, если ты не родился с ними. Стремительно отходит в угол сцены. Родители наши, Адам и Ева, жили в шалаше. (Делает мостик. Садится.) Они и сейчас там живут. А вот корзины (встает, показывает рукой, где они) стоят уже пустые, откуда же взяться в них хлебу, коли стал изгнанником тот, кто возделывал землю в поте лица своего? (Вытирает лоб.) И кувшины (показывает рукой, где они) тоже стоят пустые, откуда же взяться в них молоку, если тот, кто блеял с овцами, и (голос дрожит) пас, и доил их, теперь мертв? (Пауза.) А раньше кувшины всегда были полные (показывает руками), и корзины были полны доверху (показывает руками), и в шалаше (делает мостик) всегда было что поесть и попить. (Садится, протягивает руку, "берет хлеб и кувшин с молоком, ест и пьет", потом опять делает мостик и имитирует тряску шалаша, ритмично прогибаясь вверх-вниз. Садится с усталым видом.) Почитай отца и мать своих! (Встает и идет к центру, смотря в сторону кувшинов.) Брат Авель наливал молоко так, что проливалось оно на землю, и корил меня за то, что считаю я каждое зернышко, и не приношу в дар Господу нашему лучшее от плодов своих. (Длинная пауза. С горьким сарказмом.) Секрет плодородия! брат мой полагал, что Бог наш дал мне силу превращать зерно в колос, а колос в зерно, и возжигал ему жертвы, надеясь получить от него то же. Сказано: нет никого, кроме вас, и равны вы между собою и перед лицом Господа. Отчего же тогда был столь глуп брат мой Авель? Отчего, брат мой, не мог ты понять, как зерно превращается в колос и колос в зерно? Ты был силен и неутомим, а я слаб, вдвоем мы смогли бы вырастить гораздо больше. (Имитирует следующие действия.) Ты приходил вечером, большой и сильный, и гнал своих овец, и нес молоко в ведре, а оно (с раздражением) расплескивалось, расплескивалось... (С нежностью.) Сильные люди так неуклюжи... Ну почему я убил тебя, брат мой? Почему не ушел я раньше?

Поле - велико для рук и ног моих, которые не сильны. Я сразу могу распознать хворь, скрытую в одном из колосьев, но рябит в глазах моих от великого их множества, особенно если шатает их ветер. (Гневаясь.) А этот глупый пастырь мог целыми днями смотреть, как ручьем катил с меня пот, забыв о пастве своей, которая тем временем блеяла над травой; он же был для нее больше эхом, чем пастырем, обращая все внимание свое на брата своего, изнемогшего от жары и труда посреди поля, почти столь же большого, как и весь мир. (Взволнованно.) Когда дует ветер, оно выглядит так, как если бы оно было водой - возможно ли, чтобы где-нибудь было столько воды сразу? Есть ли где-нибудь такая земля?

Песнь Авеля не имела конца, но взгляд его редко доставал до тех мест, где заходит солнце и где оно встает. Когда же я смотрел на Авеля так, словно нет его вовсе, он свирепел. Родителям нашим некогда было примирить нас (делает мостик и начинает двигаться, как прежде), ведь хлеба и молока было еще вдоволь и силы их только прибывали (Учащает движение. Замирает, как если бы остановилась лента памяти. Встает.) Авель же свирепел, видя, что он лишь пустое место для меня. (С нежностью.) Ты мог бы вспахать и засеять больше меня в трое и вчетверо, но тебе досталась вся глупость, предназначенная нам двоим. Как же могло быть иначе, если Господь создал Еву из ребра адамова и неоткуда было взяться новой крови, которая принесла бы еще один ум - для брата моего Авеля?

Я давно хотел уйти, бросить все и уйти куда посмотрят глаза мои. Ты спросишь меня, Господи, как мог я бросить хлеб? Как мог я бросить Адама и Еву, отца и мать своих? Они ведь и не знают, что произошло у нас с Авелем, ибо давно уже не покидают шалаша своего. (Делает мостик на том месте, где стоит, начинает делать ритмичные, но уже довольно вялые прогибы вверх-вниз.) Только вот пусты корзины с хлебом, пусты кувшины с молоком! (Двигается все реже и судорожней. Падает на землю.)

Кто же это решил, что не призрел Господь на меня и на дар мой? Разве кто-нибудь мог видеть это? Разве кто-нибудь вообще видел Господа? Почему не ушел я раньше, чем ты, брат мой, сказал, что хлеб мой не угоден Господу? Кто дал тебе право говорить, что хлеб мой не угоден Господу? Да способен ли ты понять, что угодно ему, а что нет? Почему, почему не ушел я раньше? (Отстраненно.) Каин сильно огорчился, и поникло лице его. И сказал Каин Авелю, брату своему: пойдем в поле. (Саркастически.) Да только не уйти тебе дальше, сказал брат мой Авель, раз мы уже на краю Земли, за которым ничего, кроме вечной тьмы.

(С возрастающим напряжением.) И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. (Показывает руками и падает, как от удара по голове. Говорит, постепенно поднимаясь.)

И сказал Господь Бог Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет Мне от земли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле.

Но, Господи, не для того хотел я уйти, чтобы уходить отовсюду, пока смерть не придет ко мне! Что мне до того, далеко ли от нас вечная тьма и есть ли она вообще? И только потому я так часто смотрел туда, где земля пожирает солнце и вновь выплевывает его, что больно мне было смотреть вокруг себя и надежда, слабая, как я сам, говорила мне: может, кто-то живой придет сюда первый, и мне можно будет остаться? А что иначе спасло бы Адама и Еву от еще большей глупости внуков их, детей наших? Ведь одной крови мы с Авелем... Мы с Авелем...