Михаил Булгаков - Рассказы и фельетоны

Потом подумал и приписал:

«Разъяснение подтверждено за № 8 Гавриков и Филонов».

— За что я голосовал?

— Сначала!!

— Объясни, председатель, за что руки поднимать?!

— Ну, сначала,— бледнея, сказал председатель.

— Это что ж такое,— заговорил некто,— разгрузка земли производилась в праздничный день… Сверхурочные, а вместо отдыха шиш с маслом?

— Этого мастера в цистерне утопить!!

— Не допускается убийство! — надрываясь, крикнул председатель.

— Халатный.

— Бузотер!

— Керосин получен, а мы его и в глаза не видали.

— А на перегоне сидели без воды 3 месяца.

— А где профуполномоченный?

— А мастер говорит — его во взятке уличил: пять пудов картофелю!

— Кто кого уличил?!

— Тиш-ше! — кричал председатель, утирая пот,— Вася, пиши.

Бледный Вася начал строчить:

«Слушали: „Получен материал керосин и другие предметы ПД-9 околодка не отказались“».

«Постановили: „Керосина не получали недопустимо предъявлено ПД-9 ок. Федоренкова“».

— Его из союза надо вышибить?

— Кого?!

— Камыш 8 дней на водокачке косили, а он на месте остался…

— Исплоатация труда!..

— Горячие у вас парни,— растерявшись, сказал член председателю,— беда!

— Что ж таперича делать? — спросил председатель.

— Ты голосуй,— посоветовал член,— они, может, заткнутся.

— Голосую, товарищи! — заныл председатель.

— За кого? — гремело в зале.

— Ясное дело. Духу чтоб не было!

— Кого?!

— Кто за — тот руку!

— Наоборот: вон его, к свиньям!

— Которого?

— Федоренкова мастера!

— Ага!

— Кто за то, чтобы его исключить?.. Раз, два, три… Вася, пиши…

«Исключить за 15 голосов»,— написал Вася.

— Ура! Выкинули,— ликовал зал.

— Потрудились, зато очистили союз!

— А теперь что? — спросил председатель у члена.

— Закрывай ты заседание,— ответил тот,— ну их к богу.

— Объявляю закрытым! — облегченно крикнул председатель.

— Правильно,— ответил бахмутовский народ,— ко щам пора.

И с грохотом зал разошелся. Вася подумал и написал: «Заседание закрыто 7 часов».

— Молодец, Вася,— сказал председатель и спрятал протокол.

П р и м е ч а н и е «Г у д к а»:

В основе фельетона копия протокола заседания членов профсоюза на ст. Н.-Бахмутовка от 19 июня. Протокол этот — верх бестолковщины.

Совершенно непонятно, как могло идти таким образом заседание, на котором присутствовал член Авдеевского учкпрофсожа?

Отец дьякон бахмачской церкви, выходящей окнами в школу, в конце концов не вытерпел и надрызгался с самого утра в день Параскевы Пятницы и, пьяный как зонтик, прибыл к исполнению служебных обязанностей в алтарь.

— Отец дьякон! — ахнул настоятель,— ведь это что же такое?.. Да вы гляньте на себя в зеркало: вы сами на себя не похожи!

— Не могу больше, отец настоятель! — взвыл отец дьякон,— замучили, окаянные. Ведь это никаких нервов не хва…хва…хватит. Какое тут богослужение, когда рядом в голову зудят эту грамоту.— Дьякон зарыдал, и крупные, как горох, слезы поползли по его носу.— Верите ли, вчера за всенощной разворачиваю требник, а перед глазами огненными буквами выскакивает: «Религия есть опиум для народа». Тьфу! Дьявольское наваждение. Ведь это ж… ик… до чего ж доходит?.. И сам не заметишь, как в кам…ком…мун…нистическую партию уверуешь. Был дьякон — и, ау, нету дьякона! Где, спросят добрые люди, наш милый дьякон? А он, дьякон… он в аду… в гигиене огненной.

— В геенне,— поправил отец настоятель.

— Один черт,— отчаянно молвил отец дьякон, криво влезая в стихарь,— одолел меня бес!

— Много вы пьете,— осторожно намекнул отец настоятель,— оттого вам и мерещится.

— А это мерещится? — злобно вопросил отец дьякон.

— Владыкой мира будет труд!! — донеслось через открытые окна соседнего помещения.

— Эх,— вздохнул дьякон, завесу раздвинул и пророкотал: — Благослови, владыка!

— Пролетарию нечего терять, кроме его оков.

— Всегда, ныне, и присно, и во веки веков,— подтвердил отец настоятель, осеняя себя крестным знамением.

— Аминь! — согласился хор.

Урок политграмоты кончился мощным пением «Интернационала» и ектений:

— Мир всем! — благодушно пропел настоятель.

— Замучили, долгогривые,— захныкал учитель политграмоты, уступая место учителю родного языка,— я — слово, а они — десять!

— Я их перешибу,— похвастался учитель языка и приказал: — Читай, Клюкин, басню.

Клюкин вышел, одернул пояс и прочитал:

— Яко Спаса родила!! — грянул хор в церкви.

В ответ грохнул весь класс и прыснули прихожане.

Первый ученик Клюкин заплакал в классе, а в алтаре заплакал отец настоятель.

— Ну их в болото,— ошеломленно хихикая, молвил учитель,— довольно, Клюкин, садись, пять с плюсом.

Отец настоятель вышел на амвон и опечалил прихожан сообщением:

— Отец дьякон заболел внезапно и… того… богослужить не может.

Скоропостижно заболевший отец дьякон лежал в приделе алтаря и бормотал в бреду:

— Благочестив… самодержавнейшему государю наше… замучили, проклятые!..

— Тиш-ша вы,— шипел отец настоятель,— услышит кто-нибудь, беда будет…

— Плевать…— бормотал дьякон,— мне нечего терять… ик… кроме оков.

— Аминь! — спел хор.

П р и м е ч а н и е «Г у д к а»:

В редакции получен материал, показывающий, что дело о совместном пребывании школы и церкви в одном здании тянется уже два года. Просьба всем соответствующим учреждениям сообщить, когда же кончится это невозможное сожительство?

— Это что! — воскликнул известный московско-белорусско-балтийский железнодорожник Девушкин, сидя в пивной в кругу своих друзей,— а вот у нас на Немчиновском посту было происшествие, так это действительно номер!

Девушкин постучал серебряным двугривенным по мраморному столику, и на стук прикатил член профессионального союза работников народного питания в белом фартуке. Добродушная профессиональная улыбка играла на его лице.

— Дай нам, милый человек, еще две парочки,— попросил его Макар Девушкин.