Николай Лейкин - Сборник рассказов

Купец опять остановился.

— Говорите, говорите… — послышалось со всех сторон. К разговору начал прислушиваться и священник. Купец продолжал:

— В гроб лягу, а этого леченья не забуду! Повел он меня из этой комнаты как есть нагишом в другую. Вижу — ушаты стоят, пожарные трубы какие-то, два солдата ходят. Робость меня взяла. Своих никого. Ну, драть начнут, думаю. Поставил он меня к какой-то решетке и сказал что-то солдатам. Те начали качать трубы да как жиганут в меня холодной водой. Свету я невзвидел. Начал бегать по комнате, а они из этой трубы в меня вдогонку. Я кричу: отпустите душу на покаяние, а они знай свое делают. Закричал караул. Оставили. Подбегает ко мне немец и говорит: «Позвольте, — говорит, — еще не все. Нужно, — говорит, — еще простыни со льдом». Смирный я человек, а чуть ему в бороду не вцепился. Увидал, что дверь в другую комнату отворена, как жигану туда и ну одеваться! Немец за мной. Я его ругать. Слышу, что-то полицию поминает. Владычица, думаю, унеси ты меня из этого вертепа поскорей! Кой-как накинул я на себя одежонку и драло домой! Даже чулки и жилетку у этого самого доктора забыл. Бегу по улице, а сам зуб на зуб не могу попасть. На улице мороз. Проходящие на меня смотрят, потому я как тигра какая бежал. Прибежал домой, и ударило меня вдруг в пот. Жена, дети спрашивают, что со мной, а я молчу. Потому как скажешь? Срам! Как ни допытывались, как ни спрашивали, так и не сказал. Жена в слезы и наутро молебен служить. О чулках и жилетке — ни гугу! Так и пропали! Так вот они, доктора-то!

Присутствующие начали хохотать.

— Ведь вы это в водолечебницу попали, — сказал чиновник военного министерства. — Знаете, лечение это от многих болезней помогает.

— Помогает или не помогает, а только, верите ли, положи мне сейчас пятьсот рублей и скажи «Иди к доктору» — не пойду. Потому шестой я десяток на свете живу, а эдакого срама не видал!

К рассказчику подошел парильщик.

— Там перцовки-то еще осталось. Коли не будете больше тереться, так я выпью ее… — сказал он.

— Пей… — отвечал купец.

Десятый час вечера. Зала увеселительного заведения «Орфеум» освещена, но пуста, как говорится, хоть шаром покати. Оркестр музыки что есть силы отхватывает «Пробуждение льва». Дирижер старательно помахивает смычком. Из дверей зимнего сада в залу выглядывают лакеи с салфетками под мышками и зевают самым аппетитным образом. По зале прохаживается единственный посетитель — лысый купец с седой бородой и в высоких сапогах со скрипом. Он, видимо, скучает, по временам садится на скамейки, щупает на них материю, с глубоким вздохом вынимает из кармана гребенку и расчесывает волосы на висках, но наконец, сердито плюнув, уходит в буфетную комнату и, подойдя к буфету, начинает рассматривать расставленные на нем яства и пития. Дремавший до сего времени буфетчик вскакивает с места.

— А что, любезняк, когда начнется у вас представление-то? Пропечатано было, что в восемь часов… — обращается купец к буфетчику.

— Уж началось…

— Ой! А нешто цыгане петь не будут?

— Не будут-с.

— И ломаться не будут?

— Не будут-с.

— Как же даве в трактире молодцы сказывали, что у вас разные колена выкидывают?

— Шведские певицы ужо петь будут.

— Что ж, и народу больше не подсыплет? Аль еще поднавалит? Ведь этак прогорите…

— У нас публика сбирается часов в двенадцать, после театра, из гостей…

— Скажи на милость! А у нас, мы ржевские будем, приезжие, об эту пору третий сон отхватывают.

— Это как где… Где какое заведение, а у нас столица.

— У вас водки-то всякие есть?

— Всякие: рябиновая, допелькорн, киршвасер, померанцевая…

— Вы сами-то не тверские будете? По облику-то как бы наши…

— Нет, мы здешние…

— Так… И листовка у вас есть?

— Есть…

— Ну так дай-ка мне рюмку простой, за пятачок, да побольше…

Буфетчик отвечает, что пятачковой рюмки нет, а все по десять копеек. Купец начинает торговаться. Высчитывает, сколько рюмок выйдет из ведра и почем каждая придется себе, требует даже счеты, но наконец, убежденный буфетчиком, что «каждый соблюдает свой барыш», выпивает рюмку и требует на закуску сухарика.

— У нас сухарей не полагается вот букиврот пожалуйте…

— Окрестись лучиной! Стану я в Великий пост скоромь есть! Да мне на нее и глядеть противно.

— Вот с икрой-с.

— С икрой! Мы и рыбы не вкушаем. А булки-то у вас чем подмазаны? Нет, уж лучше так, без закуси. Икру-то почем покупаете? Сплавная аль багреная? — задает он вопрос, советует держать «для гостей сухарики и капустку», уходит в зало, но через несколько времени снова возвращается.

— А что, чайком побаловаться можно? — спрашивает он буфетчика.

— Сколько угодно-с.

— Поди, ведь на пятнадцать копеек сбираете?

— У нас порциями. Полпорции стоит сорок копеек.

— Что-о? Однако тоже грабить умеете… Ведь у вас, поди, с сахаром, а мы по постам с медом или изюмом… потому скоромь.

— У нас меду не требуют.

— Ну так дайте-ка лучше рюмку простой… плесни вон в ту… Вы, братцы, пожалейте… мы деньги-то горбом достаем…

Буфетчик наливает рюмку.

— Не жалей, не жалей! Что обмериваещь-то? Тоже, верно, углицкий клей!

— У нас по положению…

— Что ты мне зубы-то заговариваешь? Знаем тоже… не несмышленки. У меня сын в твои годы, да и у сына четверо ребят.

Минут через пять купец требует еще рюмку и предлагает выпить с собой за компанию буфетчику.

— Заплачу. Авось сможем… — говорит он. — А ежели хозяина боишься, так присядь под выручку да там и колдыбни! Клюнь, полно! Сади, знай!

Буфетчик наотрез отказывается.

— Ведь не с мазуриком пить будешь! Мы, брат, по первой гильдии, две медали имеем и к празднику третью ждем. Что брюхо-то у нас масляное, так это пустое!.. Попа и в рогоже знают… У нас везде доверие… По две, по три тысячи без расписки перехватываем…

Три рюмки, выпитые одна за другой, отуманивают купца. Он уже не отходит от буфета, требует себе четвертую рюмку и начинает рассказывать о своем патриархальном житье-бытье в Ржеве, о своей торговле, о сыне, который «без спросу не смеет ни-ни»…

— У меня в доме все по струнке… К обедне ежели, так все гуськом… в баню — гуськом. У нас по постам чтобы скоромь — боже избави! Сковороды после мясоеда и те выжигаем. У нас благочестиво. Мы, почитай, по шести раз в год иконы на доме подымаем. У меня жена молодая, я на второй женат, но чтобы драка была — никогда! Только раз и потеребил, да и то за дело… А что, поднеси-ка мне водочки-то какой получше… заморской… — заканчивает он.

— Киршвасеру не желаете ли? Пятьдесят копеек рюмка будет стоить.

— Еще разговаривать! Цеди!.. Захотим, так весь твой буфет десять раз купим!