Анастасия Вербицкая - Иго любви

Темно… Тихо… Но инстинктивно она чувствует, что она не одна в комнате… Не может быть!.. Неужели Саша вернулся?.. Когда же?.. Когда?..

Она стоит секунду, боясь дышать, прислушиваясь…

Ни звука…

Она подходит ближе, и рука ее касается его волос.

Сердце точно перестало биться… Неужели он слышал?.. Что?.. Что слышал он?..

А теперь — спит он… или притворяется?

Ей страшно спросить. Ей страшно двинуться…

Она стоит так долго, неподвижная и беззвучная, что ноги у нее немеют. Она совсем потеряла счет времени… Сердце бьется с страшной силой. В ушах звон… Вся жестокость сказанных ею слов вспоминается ей в этот миг и как бы ослепляет ее… Что, если он слышал!..

«Бедненький, бедненький Саша…»

И, как сон, вспоминается еще что-то — страшное и непонятное: первый обед с Мочаловым в городском саду, разбитый бокал, красное вино, как кровь стекающее на пол, и мистический ужас в лице мужа… этот ужас, пронизавший и ее на миг.

И то, что казалось невозможным пять месяцев назад, вдруг становится легким… Словно дрогнула глухая стена, разделявшая их души и жизни… Вот-вот рухнет… И они опять будут стоять рядом, оба жалкие, оба страдающие. Кем-то обреченные идти через пустыню жизни к неизвестной цели.

Да… рука в руку… вместе, всегда… Его страдания, которых она не замечала, внезапно жгучим укором встают перед нею и как бы требуют отчета… Простить… Простить всем сердцем!.. Спасти его, если это можно… Душа просит подвига… Поднять этот крест и нести его до конца… до конца… Смиренно принять долю всех обманувшихся, всех обманутых, всех обманутых женщин… И в смирении — найти горькую радость… Только в этом теперь ее спасение!.. И ее, и его спасение…

Она беззвучно наклоняется над ним и целует его голову. Слеза ее капнула ему на лицо. Надежда Васильевна замерла на секунду… Нет… Не почувствовал… Спит…

Она крестит его широким крестом, шепча молитву, и тихонько выходит…

Тогда он поворачивается и смотрит ей вслед.

Позвать?..

Нет… Поздно…

Как ждал он этой слезы, этого поцелуя ее все эти долгие месяцы, все эти мучительные дни и одинокие ночи, томясь в двух шагах от нее в безумной дрожи желанья, в беспросветном отчаянии неразделенной страсти! И она не сжалилась… Она не подарила ему ни одной слезы, не бросила ни одной улыбки. Она не замечала, что он, как раздавленный червь, умирает под ее ногой… Довольно!.. Довольно…

Куда зовет она его этим поцелуем? На долгую жизнь, полную тех же мук, тех же ошибок и падений — с его стороны; тех же разочарований для нее… Что может он ей обещать? Чем вознаградит за жертву, за этот отказ от новой жизни и счастья?

Не надо жертв… Не надо прощенья… Иной голос звучит в его душе. И он сильнее всех земных голосов, которые он так страстно любил еще недавно… быть может, вчера…

Он зовет к нездешнему счастью, за которое не ждут его ни расплата, ни позор.

На другое утро Надежда Васильевна выходит к чаю бледная, совсем больная, с заплаканными глазами. Мельком кинув на нее взгляд, Мосолов спокойно говорит о прощальном ужине, о готовящейся овации, о лавровых венках от труппы, которые он уже заказал…

Если бы Надежда Васильевна была теперь способна наблюдать, она поразилась бы новой переменой в Мосолове. Нет в нем ни угрюмости, ни враждебности последних дней. Он очень спокоен. Можно было бы подумать, что он рад отъезду Мочалова, если б не его странно рассеянный вид в моменты неожиданных пауз, среди прежней беспечной беседы, если б не ушедший в глубь себя загадочный взгляд.

Весь этот месяц, когда бы он ни лег, Мосолов вставал раньше всех и требовал, чтобы Поля немедленно убирала гостиную. Положим, гость с первого дня знал, что он спит врозь с женой. Но Мосолов на другой же день в разговоре с ним совершенно некстати ввернул фразу о том, что жена страдает бессонницей и головными болями, а он возвращается поздно и предпочитает спать отдельно… Сказал и покраснел до корней волос. Трагик тогда внимательно поглядел на него… Поверил ли он его объяснению?.. Кто знает?.. Мосолов так мучительно боялся всегда, что в труппе догадаются об его разрыве с Надей… Он убил бы Полю, если бы она проболталась…

Теперь ему все равно… Пусть догадываются!.. Пусть сплетничают!.. Равнодушно проходит он через гостиную, мимо неубранной постели…

Он не замечает кроткого взгляда жены, которая из окна смотрит ему вслед, как не заметил утром ее слабой улыбки. Ничего не доходит до его сознания…

Довольно!.. Довольно!..

Уехали…

Высокие порывы, дерзкие стремления, слезы восторга, жажду лучшей доли — все унесли они с собой. И жизнь города опять потечет по-прежнему: плоская, суетливая, бесцветная…

Ни разу вчера ни за обедом, ни на спектакле, ни за прощальным ужином, в городском саду, они не пережили хотя бы миг минувшего бреда!.. Покорно умерла в обеих душах нераспустившаяся красота. Гамлет хоронил свою любовь к Офелии в душе, придавленной тяжестью сыновнего долга. Офелия с разбитым сердцем тщетно искала намека на прежнее в немом лице Гамлета.

Они были близки. И в то же время далеки… И каждый из них знал, что, протянув руку, он натолкнется на стену, внезапно за одну ночь поднявшуюся между ними. И на подмостках. И в жизни. Везде…

Когда Щепкин на тройке подъехал к дому Мосолова и трагик с опущенной головой, согнув сутулые плечи, сел в тарантас, Надежда Васильевна вышла на крыльцо и взяла мужа под руку.

Глубоким, долгим последним взглядом поглядел ей в глаза Мочалов, поднимая шляпу в знак привета, точно спрашивал… точно ждал чего-то… И она не опустила ресниц. Ее губы не дрогнули, когда она поклонилась. Только крепче оперлась ее рука на руку мужа, точно этим жестом она хотела сказать: «Никаких колебаний. Возврата нет. Мое место здесь…»

Понял ли это Мосолов? Кто знает?.. Он не видел затуманенных слезами глаз жены, ее скорбной, кроткой улыбки. Сощурившись, он глядел вслед коляске, уже тонувшей в золотой пыли июльского утра.

Когда он был еще ребенком, как манила его всегда дорога! Без волнения он не мог видеть мчавшуюся вдаль тройку. Так бы и кинулся вслед! Так и ринулся бы в неизвестность…

И взрослым он любил покидать насиженные места, обстановку, людей; любил мчаться на почтовых, оставив за собой душный город; мчаться среди простора полей навстречу неизведанному… Завтра … завтра … там … Как много поэзии таилось для него в этих словах!

И сейчас в угасающей душе на призывную прелесть полузабытых впечатлений слабо дрогнули ответные струны…

Скоро… скоро… Перед ним уже мерцает последний путь…

Путь далекий и не знающий остановки, озаренный таинственными огнями Вечности.

Как это случилось? Никто никогда не узнал подробностей этой катастрофы.