Наталья Решетовская - В споре со временем

Прошло совсем немного времени, когда вечером, поймав американскую радиостанцию, я подумала, что ослышалась: диктор назвала фамилию Виткевича.

Сообщения - то была краткая сводка новостей - повторялись, и до меня донеслось, что Николай Виткевич (о нём упоминается в "Архипелаге") обвиняет Солженицына в "ложном доносе" на него, данном во время следствия. О подробностях не сообщалось.

Я не видела Николая почти десять лет. Но не мог же за этот срок такой человек, как он, потерять всю свою честность и бескомпромиссность? Описывая наши студенческие годы, я вспоминала о том, каков был характер Виткевича.

"Ложный донос на следствии"... Не верить Виткевичу?..- Невозможно.

Стараюсь вспомнить, что говорил мне муж о своих показаниях насчёт Николая. Практически ничего. А вот относительно Кирилла у нас с мужем разговор был...

То ли в 57-м, то ли в 58-м году я узнала от Лиды, что Кириллу давали читать какие-то Санины показания против него. Кира был возмущён их содержанием. Я спросила у Сани, что бы это могло значить, будучи уверена, что услышу, что это недоразумение, а может быть, и подделка...

Но Александр не стал отрицать, что бросил какую-то тень на Симоняна. Он объяснил, каким трудным было его положение во время следствия. После того, как версия о том, что Солженицын перемудрил от чрезмерной своей книжности, не нашла признания у Езепова, Александр решил создать о себе впечатление как о неком обывателе, по-мелкому недовольном властью, но в сущности безвредном.

Александр даже говорил следователю, что был рад "...аресту в начале 1945 года, а не в 1948-м или 1950-м, ибо не знает, на какую глубину залез бы он в статью 58-10 в обстановке столичной жизни, в литературных и студенческих кругах". (Об этом он писал мне в августе 45-го года.)

Естественно, что, рисуя себя таким "нытиком и ворчуном", он и на своего друга Кирилла, с которым делился своими настроениями, невольно бросил тень...

Рассказав мне об этом, муж добавил:

- Может быть, я плохо придумал. Но я хотел сделать лучше. Но в общем-то ничего страшного не было. Кирилла-то не посадили...

В ту пору я не имела контактов с Кириллом. Сейчас, работая над книгой, я решила узнать его точку зрения на эту историю.

Кирилл ответил, что считает поведение Сани не таким уж безобидным. Симоняна не раз вызывали, расспрашивали об отношениях с Саней. Однажды ему показали целую ученическую тетрадку, исписанную характерным - с другим не спутаешь - почерком Солженицына.

Смысл всего написанного сводился к следующему: Кирилл Симонян - враг народа, непонятно почему разгуливающий на свободе.

Когда Кирилла спросили, чем он может объяснить такие показания, он ответил, что, как врач, объясняет их "ошибкой сознания". Саня был в тюрьме, Кирилл - на свободе, а потому в Саниных восприятиях и суждениях многое гипертрофируется...

- Но, может быть, ты сам заблуждаешься. В тот момент эти показания потрясли тебя и ты придал им слишком большое значение. А на самом деле речь шла о всякой чепухе, на которую не обратили внимания. Ведь всё закончилось благополучно? - спросила я.

Кирилл пожал плечами и не ответил.

А теперь вот ещё и Николай...

Мы беседуем обо всём этом с заглянувшей ко мне приятельницей.

И как бы ни хотелось мне не верить, а разум подсказывает, что Виткевич, наверное, прав. А может быть, не только о Николае и Кирилле сказал Александр лишнее на следствии?.. И я признаюсь приятельнице, что не буду удивляться, если узнаю, что и на меня муж наговорил небылиц на следствии.., "...избежал кого-нибудь посадить. А близко было..."

Приятельница распрощалась и ушла. Я снова слушаю радио и... Напророчила! Далёкий голос сообщает об утверждении Виткевича, что Солженицын на следствии оклеветал даже свою собственную жену!!!

Скорее раздобыть полный и подлинный текст Виткевича! - Пить чашу горечи - так пить до конца! Друзья достают мне копию его официального письма.

Николай, в отличие от меня, не пытался восстановить истину путём анализов и сопоставле-ний. Ему это было не нужно. Оказалось достаточным вспомнить протоколы следствия, которые он, как выяснилось, читал. В тот самый день, что назван им "самым ужасным в жизни". Из этих протоколов он "узнал", что в своё время "пытался создать нелегальную организацию... С 1940 года систематически вёл антисоветскую агитацию... разрабатывал планы насильственного изменения политики партии и государства, клеветал (даже "злобно" (!) на Сталина". Николай не верил своим глазам, читая, что вся наша "пятёрка" - это антисоветчики, занимавшиеся этой деятельностью ещё со студенческих лет. И не только мы, но и... некто Власов.

Я-то знаю, что это за Власов. Морской офицер, с которым к той поре и знакомства-то по-настоящему у Александра не было. Они были попутчиками в поезде Ростов - Москва весной 1944 года и всё. Потом изредка переписывались... О Власове действительно шла речь на следствии. Это я знала от мужа. Он рассказывал мне, что Лёня Власов "спас" себя письмом, которое пришло к Солженицыну в часть уже после его ареста и было переслано следствию. Письмо это капитан Езепов сам прочёл мужу. Там была фраза: "...не согласен, что кто-нибудь мог бы продолжать дело Ленина лучше, чем это делает Иосиф Виссарионович". Вот почему Власова даже не допрашивали!

Всё сходится...

Вскоре я повидалась с Леонидом Владимировичем Власовым.

Он читает официальное письмо Виткевича.

"...Солженицын сообщил следователю, что вербовал в свою организацию случайного попутчика в поезде, моряка по фамилии Власов и тот, мол, не отказался, но даже назвал фамилию своего приятеля, имеющего такие же антисоветские настроения..."

- Ну и гусь! - невольно вырвалось у Леонида Владимировича.

Я не верю ушам своим.- Власов говорит:

- Фамилия этого человека Касовский.

Откуда он знает это? Догадался без труда. Когда-то в поезде он рассказывал Солженицыну о своём приятеле, называл его фамилию. (Разумеется, об антисоветских настроениях в офицер-ском вагоне в 1944 году мог бы говорить лишь сумасшедший или самоубийца). Много лет спустя, когда Власов возобновил знакомство с Солженицыным, его не могло не удивить, что в самом первом письме к нему Солженицын упомянул об "Оссовском".

А теперь это стало Власову понятно.

И стала более ясной картина, скупо обозначенная несколькими строками письма Виткевича:

"...конец протокола первого допроса. Следователь упрекнул Солженицына, что тот неискре-нен и не хочет рассказать всё. Александр ответил, что хочет рассказать всё, ничего не утаивает, но, возможно, кое-что забыл. К следующему разу постарается вспомнить. И он вспомнил".

Вспомнил "всё"... Вплоть до случайно услышанной фамилии.

Догадаться, как это произошло, совсем уже нетрудно. Признавшись, что он собирался создать организацию, Солженицын должен был рассказать, кого он собирался туда вовлечь. Когда были названы фамилии, естественно встал вопрос, почему он считал годными для этой цели именно этих людей. Нужно было мотивировать. И нужно было "не сердить следователя". Доказывать ему, что подследственный "прост, прибеднён, открыт до конца". Так на одну сторону весов было брошено хорошее впечатление, которое нужно было создать у следователя. На другую - 5 или 6 человеческих судеб...