Вячеслав Подкольский - Любительницы искусства

Девочки вздрагивают от неожиданности и в восторге глядят друг на друга.

— Эка он ка-ак! — шепчет Варюшка. — Просто индо даже поджилки затряслись!

— А ловко всё-таки, девыньки! — улыбается Катя.

— Уж ищо бы, — авторитетно добавляет Оля, — они уж умеют. Сызмалетства, может, обучены к этому!

По окончании музыки наскоро дребезжит третий звонок, занавес взвивается, и на сцену из средневековой улицы в элегантной фрачной паре и белом галстуке выходит Фальке. Он с озабоченным видом осматривает, всё ли в порядке на длинном столе, покрытом красным сукном с золотыми кистями, и, обращаясь к публике на ломаном русском языке, начинает показывать давно известные, виденные и перевиденные всеми фокусы.

Девочки замирают и превращаются в слух и внимание.

«Н-ну уж, это, вот, чудеса, так чудеса! — думает Катя. — Это не то, что в балагане! Петя только хвастается всегда, что он всё видел и знает, а этакие чудеса ему, поди, и во сне не снились!»

Катя совершенно спокойна нынче и всецело отдаётся неизведанным впечатлениям. Дома гости, и уход её «обстряпан» так, что никто её не будет отыскивать.

— Пустите-ка, девочки не на своих местах сидите! — говорит им билетёр, пропуская толстого мужчину и женщину с золотой брошкой.

— Нас Власыч посадил, — бойко заявляет Оля, — мы души будем представлять!

— Это всё единственно: души ли, или чего там, а проданы места, так вы и должны ослобонить.

— Зачем же, дяденька? Власыч сказал…

— Убирайтесь, убирайтесь, нечего тут! Вон на задней скамейке слободно. Подите и сядьте там.

Огорчённые «души» карабкаются через перегородки и лезут наверх на заднюю лавочку. Но чрез минуту они забывают о своём изгнании и с разгоревшимися глазёнками следят за фокусами. Время для них летит незаметно. Первое и второе отделения, кажется им, заняли не больше как полчаса.

Вот показывается в коридоре всклокоченная голова Власыча. Он манит девчат пальцем и говорит:

— Скорее, девчатки, скорее! Сичас ваш черёд. Бегите, бегите, там уж декорацию переставляют!

Подруги, сломя голову, бегут с лестницы, выбегают на мороз, на улицу, бросают по пути комками снега в фонарный столб и со смехом отыскивают дверь, ведущую за кулисы.

— Погодите, девыньки, на минуточку, погодите, одной-то боязно! — просить Варюшка. — Я сичас, скорёхонько…

— Да, есть когда теперь! Хочешь, чтобы фокусник-то осерчал? Приспичило дуре! После-то не успеешь? Иди, иди, нечего там!

Варюшка пыхтит и бежит за подругами.

— Вы, что ли? — лаконически обращается к ним за кулисами ярославец.

— Мы, — за всех отвечает Оля.

— Ну, подите вот сюда, переодевайтесь!

Он ведёт их в одну из уборных, освещённую стеариновым огарком, и достаёт из чемодана старые, затасканные костюмы.

— Одевайтесь скорее! — говорит ярославец. — Я потом приду посмотрю на вас. Картина будет изображать победу добра. Ты, — обращается он, взглянув на Варюшку, — будешь в серёдке сидеть и меня, злого духа, мечом пронзать, а вы две одинакенькие, по бокам её, цветы станете рассыпать. Торопитесь, торопитесь!

Ярославец уходит и затворяет за собой дверь. Подруги торопливо сбрасывают с себя платьишки, шепчутся, спорят, надевают кисейные рубашонки, потом какие-то широкие красные кальсончики, вроде турецких шаровар (почему это нужно было для бесплотных душ — неизвестно!), голубые мантии с золотыми блёстками и пр., и пр.

— Готовы? — спрашивает за дверью ярославец.

— Готовы! — весело отвечают девочки.

Он отворяет дверь, и подруги в изумлении отступают назад, Варюшка крестится. Перед ними страшилище с чёрной рожей, с рожками, в чёрной мантии.

— Ну, пойдёмте, сейчас начинается! — говорит ярославец. — Эх, да у тебя руки-то больно грязные! — замечает он Варюшке. — Надо попудриться.

Он достаёт из чемодана коробочку и пудрит Варюшке заодно с руками лицо и шею.

— И нас, дяденька, и нас попудрите! — умоляют Катя с Олей.

Ярославец осматривает их и также пудрит.

— Ну, теперь совсем готовы, идёмте!

Девочки конфузливо хихикают и идут за «чёртом» на сцену. Их размещают в грубо намалёванных кучевых облаках: Варюшку садят на каком-то фантастическом троне (ящике, оклеенном золотой бумагой) и дают в правую руку длинный деревянный меч. Оля с Катей встают по бокам Варюшки, с огромными картонными рогами изобилия и намереваются осыпать её бумажными цветами. Внизу, у ног Варюшки, ложится пронзённый злой дух-ярославец и пытается изобразить на своей физиономии страшную «демоническую» скорбь.

— Не шевелиться, нэ мигать ни один глаз! — сердито приказывает фокусник.

Девочки смотрят на него с благоговейным страхом. Варюшка дрожит и перебирает в голове молитвы.

— Раз, два! — говорит фокусник, постепенно удаляясь за кулисы и ударяя потихоньку в ладоши. — Три!

Занавес шумно взвивается, и целое море света из зрительного зала и рампы мгновенно ослепляет девочек. С обеих сторон кулис на них направлен яркий красный свет бенгальского огня. Девочки инстинктивно жмурят глаза и в первую минуту ничего не видят, Мало-помалу, как бы в тумане, начинают вырисовываться сотни человеческих голов и лиц… Проходит минута, другая, третья. Девочкам напрягшим все свои силы и помыслы, чтобы не мигнуть, не шевельнуться, ни кашлянуть, минуты эти кажутся часами. Руки у них дрожат, ноги подкашиваются, в глазах темнеет. Варюшка ни жива, ни мертва. Сердце у неё застыло. Она чувствует только, как длинный меч прыгает у неё в руках и невольно тычет в спину ярославца. Ярославец что-то шипит, а сбоку у бенгальского огня морщится и сердито грозит пальцем фокусник. Варюшке кажется, что ещё минута и — она тут же умрёт на месте. Но, вот, заскрипели блоки и занавес падает. Слышится неопределённый гул и аплодисменты. Фокусник как сумасшедший выбегает на сцену и топает ногами.

— На местах! На местах! Занавес! Занавес!

Варюшка мгновенно разражается плачем.

— Что ты? Что орёшь? Что слючилось? — бесится фокусник.

Но Варюшка, приподняв мантию, с позором бежит со своего трона.

— У-у, бесстыдница! — шепчут ей вдогонку подруги.

Оля, по справедливому замечанию Власыча, действительно, без всякого призору бегает везде и всюду. Смотреть за ней некому. Родители её работают с утра до ночи. Отец, портной, частенько «зашибает»; мать ходит «по людям» стирать бельё. Воспитание Оли предоставлено воле Божией. Десяти лет она не знает ни одной буквы. Прошлой осенью Олю поместили в городское училище, но через два месяца её оттуда исключили за лень и непозволительные шалости. Оля целые дни бродит по городу, дерётся с мальчишками. Страсть её — всевозможные зрелища, начиная с уличных скандалов, военных парадов, торжественных процессий и кончая всевозможными «представлениями». Кроме того, Оля страстная любительница пения. Постоянно что-нибудь мурлычет. Слух и память у неё замечательные: раз услышит — запомнит. Голос свеженький, звонкий.