Федор Решетников - Ставленник

— Мой.

— Мое вам почтение! — сказал он и, подойдя к Егору Иванычу, протянул ему руку. — Я вас, право, не узнал. Извините.

— Вчера я виделся с вами.

— Виноват, сто тысяч раз виноват.

Пошли расспросы о губернских новостях, о женитьбе Егора Иваныча.

— Вы жену непременно богатую берите да здоровую такую… — сказал голова.

— Как же вы, Егор Иваныч, не знавши невесты, хочете жениться? Это выходит — на ком-нибудь, — сказала Степанида Федоровна.

— Что же делать, если наше положение такое! — сказал Егор Иваныч.

— Эдак не годится, Егор Иваныч.

— Не знаю.

— Э, полно вам бестолочь говорить! Ты вот начиталась светских книг, а тоже вышла за старика, — сказал, смеясь, хозяин и попросил гостей пройтись по рюмочке. Вошла хозяйка. Поповы поздравили ее со днем ангела. Она поблагодарила и удивилась, что Егор Иваныч вырос и получил место. Петр Матвеич и пономарь прислуживали.

Началась чаепитие. Разговаривали сначала мало, потом, выпивши больше, говорили о предметах, касающихся хозяйства. Всех больше ораторствовали становой и хозяин, и каждый из них, повидимому, хотел, чтобы все его слушали. Становой рассказывал о следственных делах, ругал станового Кирьянова, который сдал ему не все дела, и по его милости Антропов должен был заплатить деньги какие-то, ругал исправника и говорил, что он непременно уедет в губернский город, чтобы похлопотать об месте судебного следователя или заседателя в уездном суде; хозяин рассказывал о разных поездках в город и проч., причем спрашивал Егора Иваныча, каково там житье, каковы члены консистории ныне и т. д. Женщины сплетничали. Одна только Степанида Федоровна редко отвечала на вопросы, она часто уходила в комнаты и говорила с детьми, своими сестрами. Она уже облагородилась, научилась поднимать голову вверх, говорить свысока. Егор Иваныч сидит с своим отцом. Говорить нечего, ему неловко, и думает он: уйти бы отсюда домой скорее; а то как на иголках сидишь. Послушать нечего, говорят всё вздор какой-то.

— Что это, Федор Терентьич, Александр Алексеич нейдет? — спрашивает хозяйка хозяина.

— Не знаю.

— Вероятно, дела, — отвечает становой.

— И что это нынче за мировые за такие? Без них было можно обойтись. Заставили бы нас исправить это дело, мы бы то же сделали. А то теперь жалованье маленькое такое, доходов мало, можно бы и нам дать жалованье; меньше бы даже можно дать, — говорил хозяин.

— Это так. Можно бы нам половину из того жалованья дать, — подтверждает отец Василий.

— Правда ваша. Однако можно бы и нам поручить, — не соглашается становой. — Вот теперь судебные следователи, — совсем лишние.

— Все казна.

— Казна. А ведь начало-то у нас?.. Доходов теперь мало стало.

Пришел мировой посредник; поздравил хозяйку с днем ангела, хозяина с именинницей, остальным поклонился фамильярно и как-то гордо посмотрел на Егора Иваныча. Хозяин представил ему Егора Иваныча. Александр Алексеич сказал только: очень приятно познакомиться. Он сел к Степаниде Федоровне. Егор Иваныч стал следить за ними.

— И вы здесь? — спросил Александр Алексеич жену станового шепотом.

— Нельзя. Папаша обидится, — сказала она тоже шепотом.

— Вам нужно учиться французскому языку; вы еще так молоды.

— Я Максимку буду просить… Да к чему?

— Говорить здесь, в этой берлоге, нельзя обо всем.

— Они не осердятся.

— Видите ли, есть такие слова, которые не понравятся этой публике.

— Чем же вам эта публика не нравится?

— А вы послушайте, что они говорят.

— Они всё хорошо говорят.

— Они говорят то, что меня не займет.

— Пожалуйте хересу, Александр Алексеич, — сказал хозяин.

Александр Алексеич выпил со всеми гостями. Пришли чиновники следственной комиссии. Они поздоровались только с хозяевами, становым приставом и мировым посредником, прочих только обвели глазами. На Егора Иваныча они не обратили внимания. Они часто говорили между собой и с Александром Алексеичем на французском языке. Начался обед. Хозяин знал приличия светского общества, и потому обед был не за общим столом, а гости обедали каждый особо. Поповы сидели с дьяконом, дьяконица с женой головы.

— Вы давно кончили курс? — спросил Егор Иваныч дьякона.

— Четыре года, да два года жил без места, а вам так счастье.

— Ну, что же, теперь хорошо?

— И не приведи бог! Доходов мало.

— Плохо! А скоро женились?

— Я-то?.. Я выпью водочки… Пойдемте. — Дьякон выпил сразу две рюмки и начал рассказывать про женитьбу.

— Вы, Никита Фадеич, о чем рассуждаете? — спросил его становой.

— Тут роман, Максим Васильич. Отец дьякон ставленника учит… Не мешайте, — сказал хозяин.

— Вы в священники? — спросил Егора Иваныча мировой посредник.

— Точно так.

— Вы бы в университет шли.

— Куда уж нашему брату туда соваться! — сказал Иван Иваныч.

Начался всеобщий разговор. Дьякон продолжал. Гости были, что называется, навеселе.

— Знаете ли, какое у нас пакостное было дело! — говорил становой: — баба мужа зарезала.

— Ну, это у нас сплошь и рядом. А я вам скажу вот что, — начал хозяин: — приходит ко мне баба и говорит: «Батюшка, что я стану делать, муж меня бьет за все, слова никакого не дает сказать. Я, говорит, уж отравить его хотела, да совесть мучит, помоги ты мне».

— Экая барыня! — сказали женщины и становой.

— Что же вы? — спросил один чиновник.

— Ну, я положил на нее эпитимию.

— Вот так славно. Хорошенько бы ее, каналью, розгами. Вы бы ее ко мне послали, задал бы ей перцу с горошком, — сказал становой.

— За что же вы наказывать-то ее вздумали? — спросил мировой.

— А по-вашему, не следует?

— Она не виновата, потому что муж ее бьет.

— По-вашему, уж муж не волен бить свою жену? — спросил хозяин.

— Не имеет права.

— Как?

— Потому что женщина должна быть равна своему мужу.

— Это откуда вы взяли?

— А оттуда, что женщина такой же человек, как и мужчина, только разница в телесном ее сложении.

— Вы сами себе противоречите, Александр Алексеич, она должна детей рождать.

— Так что же? детей рождают даже все животные, которые между собой все равны.

— Ничего вы не знаете! В писании прямо сказано; жена да боится своего мужа. Что взяли? А?! — Все захохотали.

— Каково вас, Александр Алексеич, батька-то отделал! — сказал становой, хлопая в ладоши и хохоча.

— Да отделывать-то надо фактами, опытом.

— Уж вы лучше молчите.

— А я вам скажу вот что, например: наша Екатерина Вторая кто была?

— Женщина.

— Стало быть, она имела же право управлять целым царством… Королева Виктория тоже женщина…

— Эк вы куда хватили? Разве можно равнять царей о людьми?

— Я не хочу этого сказать, но доказываю, что женщина должна быть равна мужчине. Это у нас уже, вводится. В Петербурге я знаю многих магазинщиц — женщин, занимающихся мастерством и торговлей без помощи мужчин: они совершенно не зависимы от мужчин и из своих заработков платят разные повинности.