Илья Салов - Рассказы охотника

— Ах, окаянный! ах, непутевый! — кричала она, размахивая пустой бадейкой. — Ах, бестыжие глаза твои!.. Опять украл… опять стискал… Ах ты, татарин лопоухий… ах ты, разбойник… совести в тебе нету!..

Я даже окно растворил.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Да что? Ведь опять стащил… Только было сегодня бадеечку надоила, только было хотела вечерком ребятишек молочком напоить… глядь, а бадеечка-то пуста…

И, снова помахав бадейкой, она вдруг обратилась к калитке, в которой стоял Андриан, все еще продолжавший пристально смотреть на дорогу в ожидании Антошки, и завыла в голос:

— Ты что это, окаянный, делаешь?!. Что же мне запирать, что ли, от тебя ледник-то!.. Запирать, что ли!.. Говори: куда молоко-то девал? Опять на щенков на своих извел, треклятых…

— Ну, а ты не ори, сволочь! — раздался голос Андриана.

— Ах ты, вор эдакий! Ты хоть бы о детях-то помыслил… У собственных своих детищей ради щенков молоко ворует! а?.. Ну, не бесстыжие ли глаза твои!..

Но Андриан даже и вниманья не обращал на вопли жены и, как ни в чем не бывало, продолжал себе глядеть на дорогу.

— Что такое случилось? — спросил я Агафью, когда та взошла в комнату.

— Нет вам сливок! — оборвала она. — Все до капельки украл.

— Кто?

— Известно, кто у нас здесь молоко-то ворует!

— Неужто Андриан?

— Кому же еще?

Я даже расхохотался.

— Вам смешно, а мне не до смеху. Как только заглядишься, так и поминай как звали! Сегодня утром целую бадейку доверху налила, нарочно в угол припрятала и капустой прикрыла… Так нет! нашел-таки проклятый… Ну, постой же, — прибавила она, стуча кулаком по столу, — постой же, я тебя проучу… только попробуй еще!.. Не посмотрю, что муж… за шиворот — и к мировому… Только попробуй… Я тебе докажу, как у детей молоко воровать!..

Но в это время раздался скрип ворот, и во двор верхом на коне въехал Антошка. Следом за ним, переваливаясь с боку на бок, шел Андриан.

— Что долго? — спрашивал он соскочившего с седла выжлятника.

— Да в городе не было его, — отвечал тот. — За «вальшнеками» ездил… Только недавно вернулся.

— Ну что ж?

— Сейчас сам сюда будет.

— Говорил про волков-то?

— Говорил. Хорошо, говорит, сейчас сам приеду; посоветуемся тогда…

— Те-ек!.. — протянул Андриан задумчиво, но тут же встрепенулся и прибавил:- Ну ладно! расседлывай же скорее лошадь, да давай собак кормить.

И, обратясь к собакам, он загоготал во все горло:

— О-го-го, собаченьки! Сюда, сюда, родимые!..

Я взглянул в окно, и только одна голова Андриана высовывалась из-за облапившей его со всех сторон стаи гончих.

Я напился чаю, съел целую сковородку яичницы, накормил свою Лэди и начал уже собираться домой, как вдруг к охотничьему двору подкатила тележка, запряженная парою рыженьких лошадок. Приехавший был не кто иной, как распорядитель охоты.

— А! какими судьбами? — проговорил он, увидав меня.

Я рассказал ему про свои похождения, про неудачу и наконец про исчезновение Кондратия Кузьмича с сумкой с провизией и сигарами.

— Какой это Кондратий Кузьмич? — спросил он.

— Наборщик из типографии. Мы с ним вместе было по вальдшнепам пошли.

Митрофан Павлович даже расхохотался.

— Поздравляю! — проговорил он. — Да я этого Кондратия Кузьмича часов в девять утра на Немецкой встретил. Шел он с ружьем, с сумкой и с собакой.

— А разве вы его знаете?

— Еще бы! Я, батюшка, всех охотников знаю… Слава тебе, господи! Не первый год охочусь… Я еще спросил его: «Откуда, мол, волшебный стрелок?» — «Из монастыря!» — говорит. «Говеете, что ли?» — «Нет, говорит, разговляться собираюсь!» — и при этом похлопал по сумке… Ну а теперь что намерены делать?

— А теперь хочу домой идти.

— Пешком?

— Пешком,

— С ума вы сошли! Да разве это возможное дело!..

— Как же быть-то!

— А вот как. Я сейчас распоряжусь охотой и потом вас довезу.

И, проговорив это, он крикнул Андриана.

— Ну что, как? — спросил он его.

— Да ничего-с, все слава богу-с… Волки опять здесь в Девятовке.

— Проверял?

— Ништо, проверял.

— Все налицо?

— Все… Один старик на ногу жалуется. И, немного помолчав, он прибавил:

— Я бы советовал взять их…

— А я было в Побочную хотел… Тут три праздника кряду будут, мне и хотелось в Побочную…

— В городской лес, значит? — спросил Андриан.

— Первый день городской взять, а на другой-то Будаииху да Плетиевский враг… Ты как думаешь?

— Что ж, и туда можно… Острова зверистые… Только в городском-то надо прежде норы заткнуть в той вершине, на которой лесная сторожка-то стоит.

— Так и порешим. Завтра с утра ты пойдешь в Побочную, переночуешь, переднюешь, а послезавтраго к вечерку-то и мы подъедем.

— Где же останавливаться-то? — спросил Андриан. — На сапинеком дворе, у немцев, что ли?

— У немцев, конечно.

Андриан даже в затылке почесал.

— Что, не нравится?

— Не люблю я их, шутов…

— Ну как же быть! больше негде…

— Известно, негде… Только уж вы прикажите подводу взять, потому без овсянки туда невозможно.

— Конечно… А что собаки — в исправности?

— Ничего.

— А Набат?

— Все по-прежнему.

— Ты бы масла ему дал, чтобы псовину-то очистить. Ну, а щенки?

Услыхав этот вопрос, Андриан даже просиял, встрепенулся как-то и, защурив глаза, заговорил нараспев:

— Щенки у меня, Митрофан Павлович, вот в каком порядке, что лучше желать нельзя. На редкость — вот какие щенки… Уж я их и к рогу приучил… И такие-то позывистые стали, что не хуже стариков… Состаил их, к стойке приучил, а на смычках куда хошь веди… Вот какие щенки!

Минут 10 распевал Андриан про этих щенков и высыпал, кажется, целую кучу охотничьих терминов.

Мы пошли взглянуть на щенков. Помещались они на особом небольшом дворе, отделявшемся от главного дощатой стеной с навесом. Щенки оказались действительно превосходными и в большом порядке. Несмотря на то что им было всего месяцев 6 — 7, но в них уже заметны были все статьи, лады и; вообще все признаки кровных и породистых гончих: глаза выпуклые, на слезах с кровавыми белками; тело мускулистое, не сохастоватое, чутье мокрое, гон (хвост) крепкий, короткий, не повислый; ноги и голова сухие, не густошерсты, — словом, по всему было видно, что щенки будут непременно чутки к натечке зверя, мастероваты, нестомчивы и полазисты.

— Я их молочком покармливаю, — говорил между тем Андриан, улыбаясь. — Только уж больно хозяйка меня донимает…

— А что?

— Так в бороду и норовит… Этакая проклятая, чтоб ей пусто было…

— Захотел ты от бабы разума! — подшутил Митрофан Павлович. — Нешто они понимают!

— Ничуть! — подхватил Андриан с некоторым даже озлоблением. — Как есть назем… голый назем, и шабаш!

— А что, собак кормил?

— Никак нет еще, Митрофан Павлович, все Антошку поджидал.