Алекс Родин - В поисках ветра силы

Ветер силы

Летом 1983 года мы с Виктором устроились на работу в археологическую экспедицию доктора Максимова, собиравшегося проводить раскопки в Зарубе древнем городище между Монастырком и Зарубиной горой, расположенном напротив Переяслава на высоком, отдельно стоящем холме над большим оврагом, называемым в народе "Довгим яром". Там, в Зарубе, мы провёли почти всё лето с небольшими перерывами для поездок в Киев.

Я поставил палатку под грушей на террасе горы над яром, неподалеку под другой грушей расположился Виктор. От входа в палатку была хорошо видна Зарубина гора, голубой залив перед ней, далёкий горизонт и бескрайнее небо. Груша давала прохладную тень, а её листья монотонно шелестели под ветром.

Внизу была тёмная глубина яра, заросшего деревьями, где журчал ручей. Там, на дне яра, не ощущался ни простор неба, ни жаркое солнце и казалось, что время остановилось - зелёный мир живой природы, не думающей и не действующей, а просто существующий в потоке бытия.

"Лисицi, леви, ластiвки i люди

зеленої зорi черва i листя...

I небо, що над нами синє i срiблисте"

Богдан-Iгор Антонич

Работа в экспедиции начиналась в семь часов утра, было ещё прохладно и, чтобы согреться, мы активно копали шурфы и траншеи. Иногда ветер доносил далекий звук машины, едущей через поля, а временами можно было даже услышать, как где-то далеко за горами идёт из Канева утренний "метеор", а потом заглушает двигатель и останавливается на пристани.

В половине десятого был перерыв на завтрак. Я не ходил есть и оставался на горе, сидя в траве. В то лето я специально приучал себя мало есть и у меня была норма - 100 граммов печенья в день и фрукты - абрикосы, вишни, шелковица. Ничего другого я не ел, физически работал на раскопках и чувствовал себя неплохо.

Сначала ребята из экспедиции с сомнение отнеслись к моей затее, считая, что это дешевый прикол и на самом деле этот парень где-то в кустах тайно от всех есть сало. Но потом привыкли к этим странностям и не обращали внимания, а женщины даже усматривали в этом некую загадочность.

Обычно мы работали до двух часов дня. Жара к тому времени становилась нестерпимой и я раздевался, оставаясь в шортах из оборванных джинсов, тёмных очках и кирзовых сапогах. Виктор опять побрил голову и к середине лета она покрылась черным пухом длинной в полсантиметра, как у настоящего зэка. Любимым его занятием было ходить в жару в ватнике и сапогах. Так мы и лазили с ним по горам, поражая воображение пастухов.

После окончания работы мы бежали на берег, изнурённые от жары, в поту и пыли - и в воду. Кайф! А когда в жаркий полдень я выходил из воды на берег, передо мной в глубине яра была высокая тёмная гора, манящая своей тенью. Присев на песке у воды, я рассматривал окаменевшие раковины давно исчезнувших морей - а их на этом берегу под обрывами было немало. Прозрачная волна то переворачивала их, то оставляла лежать на мокром песке, и тогда снова их заливал свет яркого белого солнца, пекущего в спину.

"Заллє мене потоп, розчавить бiлим сонцем,

а з тiла буде вугiль, з пiснi стане попiл.

Прокотяться над нами тисячнi столiття,

де ми жили, ростимуть без наймення пальми

i вугiль наших тiл цвiстиме чорним квiттям..."

Богдан-Iгор Антонич

Во второй половине дня мы с Виктором часто ходили по берегу залива под Зарубину гору и там, лёжа на крупнозернистом зеленоватом песке, часами смотрели на небо, вспоминая осень прошлого года и "тук" трахтемировского посвящения; плавали в заливе и наблюдали за песчинками, текущими с обрыва или за облаками, медленно плывущие куда-то в синеве над бескрайним горизонтом.

По вечерам, когда зной спадал и красный шар солнца опускался за Днепр, можно было предаваться приятной болтовне в женском обществе у костра. А можно было подняться на край городища, откуда было хорошо видно, как над горизонтом горит заря своими неправдоподобно яркими красками отражаясь на гладкой вечерней воде.

Ночью мне нравилось вытаскивать из палатки раскладушку и спать под отрытым небом, созерцая звезды - звёзды над яром были бесчисленными, и временами одна из них срывалась и падала через всё небо, оставляя за собой медленно гаснущий светлый след.

В то лето я неожиданно почувствовал, что это место на склоне горы над яром является для меня в большей мере домом, чем уютная городская квартира или чем трахтемировская хата. В отличие от прошлого года, когда мы с Виктором облазили все горы и яры, сейчас мы почти никуда не выходили из Заруба, разве что на Зарубину гору купаться или вечером отправлялись иногда в Монастырок есть вишни.

Хотя до Трахтемирова идти было не больше часа, мы не ходили туда ни разу, потому что в Зарубе присутствовало удивительное чувство, что здесь всё уже есть и привязанность к хате под ясенем ослабела. Когда сидишь под грушей, смотря на небо, в душе возникало странное чувство, что в этом мгновении уже присутствует всё, что было и то, что ещё только будет. И все далёкие дороги, и вечерний свет над Днепром, и каневская Чернеча гора, и бучацкие леса, и прозрачность вод, и тёмная синева неба, и светлое золото песка... Жаркий полдень и глоток холодной воды в тени под горой или из запотевшего глиняного кувшина в прохладе сельской хаты... И, наконец, само чувство счастья, которое не может надоедать и утомлять. А если способно утомлять - значит, это не счастье. Потому что счастье единственное в жизни, что не утомляет никогда...

Так шли дни, безмятежно и незаметно, как плывущие в небе летние облака, и счет им был утрачен. Экспедиция жила своей жизнью - ученые мужи спорили о древних черепках, молодое поколение пило вино у костра, завязывались быстротекущие романы и по ночам в кустах была слышна возня парочек. Мы же с Виктором в этой жизни не принимали участия - образ трахтемировского посвящения, познанного в прошлом году, не покидал нас, и наш интерес был направлен на одно - мгновение Великого Полдня, мгновение самой короткой тени...

В середине июля мы решили исполнить давний замысел - подобно древним монахам-отшельникам выкопать пещеру на склоне горы над развалинами Зарубского монастыря. Взяв топор и лопату, под каким-то предлогом мы откололись от компании и полезли на гору - а жара в тот день была нестерпимой. Наконец мы нашли то, что искали. В укромном месте рядом росли берест и дикая груша. Их ветви переплелись и образовали над склоном нечто вроде навеса, а корни могли удерживать грунт над входом. Обрубив несколько мешающих веток, мы начали рыть и к вечеру была готова небольшая пещерка. Потом мы наносили туда сена и в час полдня, когда от жары неохота было выходить из тени даже на берег, часто сидели под грушей у входа в пещеру, глядя на небо и разговаривая о разных эзотерических вещах.