Константин Романов - Стихотворения

Невежества царила ночь,

И долго, долго превозмочь

Ее он силился мечтою.

Его пленяло с ранних пор

Величье северной природы:

Двины стремительные воды

И моря Белого простор,

И в необъятном океане

Плавучие громады льдин,

И блеск алмазный их вершин

В золото-пурпурном тумане,

И ночь, забывшая зимой

Про утра свет, про вечер ясный,

И беззакатный день прекрасный

Цветущей летнею порой.

Юношей, светлой надеждой манимым,

Зимнею ночью, тайком,

С севером смело расставшись родимым,

Отчий покинул он дом.

Труден, пустынен был путь до столицы,

Долго он брел... И вдали

Стены зубчатые, башни, бойницы

Путника взор привлекли,

Встала Москва перед ним: золотые

Главы соборов горят,

Алой морозною мглой повитые

Высятся кровли палат.

Гулко разносится звон колокольный,

Словно пришельца зовет.

Радостно внемля призыв богомольный,

Смело пошел он вперед.

Начал под эти гудящие звуки

Дальнего севера сын

Жадно умом погружаться в науки,

В тайну их вечных глубин.

Монастырский ученик

Много лет трудолюбиво

Черпал мыслью терпеливо

Вековую мудрость книг.

Из развенчанной столицы

Белокаменной Москвы

К берегам реки Невы,

В город северной царицы

Был он вызван. И его

Отослали к иноземцам,

За рубеж, к ученым немцам,

Чтоб постигнуть существо

И искусства, и науки...

Он пытливостью своей

Превзошел учителей.

Там любви восторг и муки

Он впервые пережил.

Страсти творческой волненья

И усладу вдохновенья

Странник сердцем ощутил.

Испытал он много, много

И лишений, и забот,

И напастей, и невзгод;

Но идя прямой дорогой

И томясь в чужих краях,

Претерпел лихую долю

И рекрутскую неволю

В прусских воинских рядах.

После долгих лет скитанья,

Возвращаясь в край родной,

Из земли привез чужой

Он сокровища познанья.

У престола сплотясь, в те года

Чужеземцы гнушалися нами.

Весь отдался он жизни труда

И упорной борьбе со врагами.

Словно молотом тяжким ковал

Он певучее русское слово,

И стихами его зазвучал

Наш язык величаво и ново.

Он познал тяготенье миров,

В горных недрах металлов рожденье.

Грозный ток молньеносных громов

И небесных созвездий теченье.

В темный век свой всезрящим умом

Разгадал он средь тайн мирозданья,

Что теперь лишь мы смело зовем

Достояньем наук и познанья.

Горячий, в гневе страстный,

Любил он и душой

И сердцем свой прекрасный,

Свой милый край родной.

Надеждой окрыленный

Провидел он мечтой

Россию просвещенной,

Счастливою страной.

И мы любовью нежной

Покроем страстный пыл,

Который так мятежно

Всю жизнь его палил.

Тебя страна родная

Уж третий славит век,

Тебе хвалу слагая,

Великий человек.

Стрельна

8 сентября 1911

Из цикла "Мечты и думы"

СЕРЕНАДА

О, дитя, под окошком твоим

Я тебе пропою серенаду...

Убаюкана пеньем моим,

Ты найдешь в сновиденьях отраду;

Пусть твой сон и покой

В час безмолвный ночной

Нежных звуков лелеют лобзанья!

Много горестей, много невзгод

В дольнем мире тебя ожидает;

Спи же сладко, пока нет забот,

И душа огорчений не знает,

Спи во мраке ночном

Безмятежным ты сном,

Спи, не зная земного страданья!

Пусть твой ангел-хранитель святой,

Милый друг, над тобою летает

И, лелея сон девственный твой,

Песню рая тебе напевает;

Этой песни святой

Отголосок живой

Да дарует тебе упованье!

Спи же, милая, спи, почивай

Под аккорды моей серенады!

Пусть приснится тебе светлый рай,

Преисполненный вечной отрады!

Пусть твой сон и покой

В час безмолвный ночной

Нежных звуков лелеют лобзанья!

Палермо

5 марта 1882

ТЫ ПОБЕДИЛ, ГАЛИЛЕЯНИН!

Сраженный стрелою парфянскою, пал

Кесарь, отступник Христова учения;

В смертной тоске к небесам он воззвал:

"Ты победил, Галилеянин!"

Погиб Юлиан, враг Христова креста,

Церковь свободна от злого гонения.

Снова воскликнули верных уста:

"Ты победил, Галилеянин!"

Расторгнем же сети порока и зла,

К свету воспрянем из тьмы усыпления;

Вновь да раздастся и наша хвала:

"Ты победил, Галилеянин!"

Палермо

30 марта 1882

x x x

Опять снизошло на меня вдохновенье,

И звонкие струны рокочут опять:

Иль прежние снова вернулись волненья,

Иль снова я стану любить и страдать?

Нет, выдохлись старые, скучные песни,

Вы их от меня не услышите вновь.

Доныне дремавшая сила, воскресни!

Воскресни, проснися, иная любовь!

Любви безнадежной забота напрасна.

К чему тяготиться уныньем, тоской?

Взгляните, как жизнь хороша и прекрасна,

И сколько блаженства дано нам судьбой!

Гремите же, струны! Полна увлеченья,

В честь жизни раздайся, о, песня моя!

Забыв и печаль, и тоску, и мученья,

Живите и пользуйтесь жизнью, друзья!

Стрельна

12 июля 1882

x x x

Поймете ль вы те чудные мгновенья,

Когда нисходит в душу вдохновенье,

И зародившись, новой песни звук

В ней пробуждает столько тайных мук

И столько неземного восхищенья?

Те приступы восторженной любви,

Тот сокровенный творчества недуг

Поймете ль вы?..

Я всю любовь, все лучшие стремленья,

Все, что волнует грудь в ночной тиши,

И все порывы пламенной души

Излил в свои стихотворенья...

Но если, бессознательно порою

Высокий долг поэта позабыв,

Пленялся я чарующей мечтою,

И звуков увлекал меня наплыв,

Не осудите слабости случайной,

Души моей поймите голос тайный.

Что может ум без сердца сотворить?

Я не умею петь без увлеченья

И не могу свои творенья

Холодному рассудку подчинить!..

Стрельна

13 июля 1882

ОТДОХНИ

Отдохни, отдохни! Совершая

Утомительный жизненный путь,

Ты устала, моя дорогая!

Не пора ли тебе отдохнуть?

Среди всякого зла и гоненья,

Всякой злобы и желчи людской

Не нашла ты себе утешенья

В этой грустной юдоли земной.

Как волна беспокойного моря,

Без тревоги ты жить не могла:

Если б даже и не было горя,

Ты сама бы его создала!

Но вглядись: в нашей жизни печальной

Разве нет и хороших сторон?

Ведь не все слышен звон погребальный,

Раздается ж и радости звон.

Помирись же с судьбою суровой,

Горемычной земли не кляни

И, сбираяся с силою новой,

Милый друг, отдохни, отдохни!

Стрельна

8 августа 1882

x x x

Уж гасли в комнатах огни...

Благоухали розы...

Мы сели на скамью в тени

Развесистой березы.

Мы были молоды с тобой!

Так счастливы мы были

Нас окружавшею весной;

Так горячо любили!

Двурогий месяц наводил

На нас свое сиянье:

Я ничего не говорил,