Пантелеймон Романов - Рассказы

Лошадь, бежавшая шибкой рысью, очевидно, пропустила поворот, попала с разбега в глубокий снег и пошла было целиной, но скоро, завязнув, остановилась.

- Вот тебе раз! - сказала Шура.- Придется искать дорогу.

Крикнув Волохову, который хотел было вылезать: "Сидите, сидите, тут глубоко, а вы в калошах", и, увязая то одной, то другой ногой, она пошла искать дорогу.

Катя тоже вылезла и, сказавши: "Еще радость...", стала что-то привязывать около оглобли, сняв с рук варежки и взяв их в зубы.

Волохов остался сидеть в санях.

Он сидел и думал об этих девушках, которые не стыдятся ходить в валенках, везут ночью его, мужчину, на станцию, ищут дорогу, поправляют порвавшуюся сбрую. А потом приедут обратно со свежими, холодными щеками и еще до рассвета примутся, как ни в чем не бывало, за свою работу. Так же, как он, двадцать и тридцать лет назад.

Неужели их глаза видят тот самый мир, который видели его глаза в юности? И неужели тот прекрасный мир и теперь во всей вечной свежести и неизменности стоит перед глазами, но он не видит его, а видит только тусклые огоньки, наводящие уныние и смертную тоску?

Он почему-то вспомнил про те звезды, на которые он смотрел лет тридцать тому назад. Стал искать их. И сразу нашел...

Они так же, как и тридцать лет назад, были на своем месте, на знакомом ему расстоянии друг от друга, и так же свежо и ярко, как и тогда, горели от крепкого мороза.

Ему вдруг пришла жестокая ироническая мысль.

"Жизнь народа, живущего относительной правдой, продолжает свое движение, а человек, живущий абсолютной правдой, остановился и умер при жизни".

Он старался сберечь свою душу от их неправды,- не работал для них,- и душа его умерла. И теперь ему никакая правда уже не нужна.

Это было нелогично, но жизненно верно...

И уже стоя на платформе в ожидании поезда, он смотрел, как удаляются сани с двумя девушками, слушал веселый голосок Шуры и грустный - Кати, кричавших ему прощальный привет, и почему-то представил себе, что, когда он вернется домой и примется за свою обычную жизнь с вставанием в десять и одиннадцать часов,- здесь, в этих пустынных, занесенных снегом пространствах, задолго до рассвета зажгутся огоньки, и эти молодые девушки и им подобные с бодрой энергией молодости будут делать какое-то свое и общее дело.

Так в трехстах верстах от Москвы... Так в пятистах...

Так и в тысяче...

НЕПОДХОДЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК

Около волостного совета никогда еще не было столько народа, сколько собралось в этот раз.

Мужики сидели на траве около крыльца, собирались кучками и возбужденно говорили.

- Что, еще не приходил?

- Не видать.

Из переулка показались два человека, которые шли по направлению к совету.

- Вот он!

Все, сразу замолчав, повернули головы к подходившим.

- Нет, это не он,- сказал кто-то,- это наши московские ребята, вчерась приехали.

- Он скоро и не покажется.

- С мыслями собирается...- сказал насмешливый голос.

- Он бы раньше с мыслями собирался, думал бы, как с народом жить.

Московские подошли, сняв картузы, поздоровались и некоторое время оглядывали собравшихся.

- Чтой-то у вас такой гомон идет? - спросил один из них, хромой на правую ногу, надевая опять картуз.

- Так... Перевыборы.

- Председателя сейчас ссаживать будем! - возбужденно сказал юркий мужичок в накинутом на плечи кафтанишке.

- Ай не задался?

- Да. Неподходящий.

- Коммунист, что ли?

Тот, к кому случайно обратился хромой, лохматый мужик, сидевший на бревне, не сразу и неохотно сказал:

- Бывает, что иной раз и из коммунистов человек попадается.

- А в чем же дело?

- Да не подходит, вот в том и дело,- сказал юркий мужичок. И, присев перед лохматым на корточки, приложился прикурить от его трубочки.

- Мы вот прежнего проморгали, а теперь целый год этот тер нам холку.

- А, стало быть, хороший был прежний-то?

Юркий мужичок хотел было ответить, но очень сильно затянулся дымом и сквозь слезы только махнул рукой.

- Жулик!.. Такой жулик, какого свет не производил. Но брал тем, что человек был простой, обходительный. Он и выпьет с тобой и детей пойдет у тебя крестить.

- В казенный лес дрова с нами воровать ездил,- сказал лохматый с своего бревна.

- Да... Вот только одна беда,- что жулик да сюда заливал.

- Зато слово держал,- сказал кто-то.- Если он тебе что сказал, пообещал, будь покоен.

- Насчет этого правда. Ежели ты ему бутылку поставил и он пообещал тебе, ну, налог там скинуть или что, так уж будь покоен. На кого другого накинет, а тебя не тронет.

- А главное дело, народ не мучил,- сказал лохматый.

- Но жулик это уж верно. Такая бестия, что дальше некуда. Что ни начнет делать, все у него перерасход. В Москву поедет, так он таких себе командировочных наставит, словно один на двадцати лошадях ездил.

Из совета вышел человек в сапогах и суконной блузе.

- Граждане, на собрание,- крикнул он.

Никто не отозвался. Только юркий мужичок переглянулся с хромым и сказал:

- Из этой компании... Секретарь. Скоро бабью юбку наденет.

И прибавил громко:

- Что ж иттить-то, дай начальство подойдет.

- Кого ж на их место выбирать будете? - спросил хромой.

Юркий мужичок вздохнул, почесал в голове, потом ответил:

- Прежнего придется, Ерохина. К нему вчерась уж на поклон ходили.

- Теперь, пожалуй, куражиться начнет.

- Вскочит в копеечку,- сказал кто-то.

- Ну, и вскочит, что ж сделаешь-то.

- Как же это вы налетели на нового-то? - спросил хромой.

- Как налетают-то... Сменить решили. Сил никаких не стало, все обворовал. А нового-то не наметили. А тут подобралась партия их человек пять. Мы думали, выборы сразу будут, и хлебца пожевать не захватили. А они сперва давай доклад читать. Томили, томили,- у нас уж прямо глаза на лоб полезли.

- Одобряете?

- Шут с вами, одобряем, говорим, только кончайте свою музыку, а то все животы подвело.

- Ну, поднимайте руки, сейчас конец.

Подняли.

- Теперь, говорят, можете расходиться. Благодарим за доверие.

- Не на чем, говорим. А позвольте узнать, за какое доверие?

- А председателя, говорят, выбрали.

- Какого председателя?

- А вы за что руки тянули?

- Мать честная, мы так и сели. Что ж, значит, руку поднял, тут тебе и крышка?

- Не крышка, говорят, а председатель. Глянули мы на него, а он коммунист.

- Идет!! - крикнул кто-то.

Все оглянулись.

Через выгон к совету шел бритый, худощавый человек в белой рубашке, запрятанной в брюки, с галстучком и широким поясом, в карманчике которого у него были часы на бронзовой цепочке.

- По новой моде...- сказал кто-то недоброжелательно.- Ведь он, может, и ничего человек, а вот надо вывернуть наизнанку: люди рубаху из порток, а я в портки запрячу.

- Здорово!..- сказал пришедший, поднимаясь на крыльцо.

Все расступились. Никто ничего не ответил, только ближние нехотя сняли шапки.