Сабир Рустамханлы - Книга жизни

Мои спутники рассказывают об археологических раскопках, которые ведут на горе Агры американские специалисты; в те дни в Турции говорили, будто они ищут на горе остатки Ноева ковчега.

На Памбыг-гедике, у дороги, расположено пять-шесть яйлагов. Щемящая близость трогает мне душу. Однако вокруг открывается странная, непривычная моему глазу картина: на наших яйлагах, знакомых мне с детства, зеленеют луга, журчат родники - на яйлагах Агры сплошные камни. Однако как только спускаешься к Догу Баязит, картина резко меняется; вокруг простирается плодородная зеленая долина, точно такая же как и в Игдире и Сурмали.

На Догу Баязит мы осматриваем дворец Исхак паши, построенный за 99 лет (1685-1784): как чудо он возвышается на горе. Дворец кажется нерукотворным, воздвигнутым самой природой. С трудом разбираем надпись, сделанную на дворцовых могилах арабским алфавитом:

Дом, добро, куда вы делись?

Где добра сего владелец?

Рухнет дом, добро уйдет.

Погости здесь в свой черед*.

______________ * Здесь и далее стихотворные фрагменты приводятся в переводе Сиявуша Мамедзаде.

Внизу, ниже дворца, сохранились остатки Дворца Баязита, руины каменных зданий, опустевших городских кварталов. Отсюда стены, башни баязитской крепости кажутся подвешенными в воздухе. "Чего бы мне это не стоило, я должен подняться на эти стены", - говорю я себе и начинаю карабкаться вверх. Зейналабдин также устремляется за мной - другие наши спутники не решаются.

Как же пройти между этими двойными стенами: в скале есть единственная расщелина, но по ней может пройти только худой человек. "Тряхнем-ка стариной", - говорю я, и с трудом, прижимаясь в расщелине к скале, протискиваюсь вверх. Зейналабдин остается на той стороне, безуспешно пытаясь удержать меня.

Взбираюсь на полуразрушенную башню, повисшую над пропастью, смотрю на панораму древнего города, величественной крепости, и слезы застилают мне глаза. Неужели передо мной крепость Баязит, крепость наших дастанов и сказок, крепость Хана Эйваза, удалого Кёроглу! Ничего не осталось, кроме дворца Исхак паши и прекрасной мечети. И еще стены, столь искусно выложенные вдоль естественных скал. Господи, откуда и как поднимался сюда легендарный Кёроглу на коне, птица с трудом доберется сюда. Стены крепости простираются вдаль, доходят до гребня и огибают его.

Внизу видны широкие долины и новый город Баязит без крепостей, без стен...

Неожиданно срывается сильный ветер, и от башен двойных крепостных стен, по которым крушит, петляет ветер, исходят странные звуки, исторгнутые от этих торчащих, чутких каменных мембран. В этих звуках слышится само время, сама вечность: кажется, возвратились духи наших предков, растворившиеся в этой земле и напоминают о себе гулом подспудной бури. На башне не на что опереться, не за что держаться. Кажется, будто ветер подхватит сейчас и меня, чтобы унести в эту пропасть, сомкнет с бесконечной глубиной веков. Что за наваждение? Медленно, осторожно возвращаюсь назад, точнее спускаюсь вниз по искрошенным высоким башням. Некуда зацепиться ногой. Ветер забивает глаза пылью...

Глубокие пещеры в скалах, величественные крепостные стены, неописуемая красота дворца Исхак паши, изящные каменные узоры, которые можно сравнить разве что с коврами (о золотых воротах этой крепости говорят как о легенде. Царские войска во время военного похода увезли их, как и знаменитые мраморные ворота и цепи Арзрумской джамии), простирающиеся вокруг развалины древнего города, позволяют представить себе былую славу и великолепие Баязита.

Из-под скал, в ущельях бьют родники; в развалинах крепости продолжается удивительная жизнь: то там, то здесь у родников видны группы людей. Приходят семьями, с друзьями, близкими не только для того, чтобы отдохнуть, но и чтобы помянуть умерших предков.

В мавзолее Сейид Баба группа пожилых людей читает молитву. Среди этого безмолвия, этих безжизненных гор комплекс мавзолея с его журчащим родником, глубокими арыками, зелеными кущами кажется райским оазисом.

Мы расстаемся с Баязитом. Дорога ведет нас в Азербайджан. Нет, не в Советский, на этот раз в Южный Азербайджан... В Тебриз. Возникает на нашем пути маленькая Агры, но и она остается позади. Теперь мы смотрим на эту легендарную гору с Востока...

Никогда, ни по одной дороге я не возвращался с таким волнением, с такой беспомощностью, с такой безысходностью.

Все мы молчим. Молчание гнетет Ибрагима, он нажимает кнопку магнитофона и гобой Камиля Джалилова начинает свой плач, в ладе "Сейгях"; не разберешь, то ли он упрашивает, умоляет эти дороги-разлучницы, то ли поет колыбельную.

С разных сторон подходил я к Родине. Но везде путь мне преграждали или колючая проволока, или штыки.

Проезжаем мимо деревень. Справа село Гюр-булаг, слева Узун-язы...

Вот еще одни закрытые ворота Азербайджана. Заканчивается дорога Баязит. Начинается дорога Базирган. Колышутся навстречу друг другу два флага. Два разных флага. Над моей землей...

Всего через несколько часов, всего-то несколько часов... Мы могли бы быть в Тебризе. Стоит перемахнуть через возвышенность, и можно въехать в пограничный город Южного Азербайджана - Базирган...

Через день мы приехали в Аралыкский район, который тянется вдоль границы с Советским Союзом, пограничный с Нахичеванью. Машину веду я и медленно читаю названия сел: Сараджлы, Каракоюнлу, Дашбурун, Гёйчали, Байат, Гаджардоганшалы, Гадыгышлак, Сарычобан...

Вновь смотрим на Агры, теперь с противоположной стороны, с Шарура и видим - "с четырех сторон окружили его народы наши, тайна его скрыта в моем языке, моя гора Агры".

Теперь со стороны Агры, с Аралыка, смотрю на Шарур, на Нахичевань, на северный Азербайджан. И странно, впервые не ощущаю смятения... Впервые и эта граница, и проволочные заграждения представились мне как детская игра, как что-то придуманное, нереальное; ведь жители Аралыка говорят на таком чистом нахичеванском диалекте, что кажется, я у себя, в чайхане слышу наши знакомые шутки, а эти села в тополином пуху кажутся муганскими селами...

Так запечатлелась в моей памяти гора Агры, которую я объехал со всех сторон.

...Возвратимся к началу нашего разговора. Согласно мифам тюрки считаются прямыми потомками Адама, Ноя - потомками Яфеса.

Я живу в одной из самых первых обителей сына Адама и огонь, который я размешиваю, в сущности, огонь всемирный, и многие, многие народы пользуются теплом того же огня.

ПЕСНЯ О РОДИНЕ

В сердце каждого человека есть своя песня о Родине. Рано или поздно она прорвется и он пропоет ее. Песня эта может быть спета и в большом концертном салоне, и у скромного родника.

Разве вулкан сообщает кому-нибудь о времени своего извержения?