Аркадий Аверченко - Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Роман с еврейкой, — с ужасом подумал он, — да хоть бы она была красива, как сама Венера. Ни за что! Она обольет серной кислотой мою Сонечку, если только один раз позволит поцеловать себя. Вероятно, у нее с десяток тетей и дядек, две бабушки, троюродные сестры… Еще потребует отдать ей мои сто тысяч. Бежать от нее!»

Он с огорчением поднялся, с огорчением заплатил за кофе, мороженое и довольно бесцеремонно простился. Что церемониться с еврейкой!

«Эх ты, Дудька! — ругал он себя на улице. — Еврейку не узнал! Глаза русских степей! Дурак! Но все-таки… Тра-та-та, бом, тики, мум…»

Я таки та женщина, которая любит много говорить! Как раз на такую напали. Посмотрите-ка на меня. Доставьте себе это маленькое удовольствие. Что, — красивая картина? Кто же здесь может говорить, и что здесь может говорить? Больная, больная и больная! И вместе с тем вот такая, как я — счастлива…

Я так счастлива, что далее не поменялась бы судьбой с мадам Рубинштейн… Вы не знаете мадам Рубинштейн? Кто же ее не знает? Дорогие друзья мои, в самом деле? И никогда ее не видели? Ведь у нее же где хотите бриллианты. Может быть, вы думаете, что у нее шея красивее моей, или какие-нибудь особенные уши? Обыкновенная шея, обыкновенные уши, а такие бриллианты на них, что я желала бы и себе и вам иметь такие проценты хоть через пять лет.

И все же, все же я бы с ней не поменялась. Что такое? Что мне мадам Рубинштейн? Тоже не больше, как женщина, вдова, и тоже, может быть, мучится не меньше меня… Знаем, уж знаем счастье этих богачей.

Может быть, вы хотите меня испугать Ротшильдом, — так я вашего Ротшильда тоже не боюсь. Положим, мне теперь немножко лучше, чем ему. Нужно мне иметь его головокружения? Может быть, вы скажете, что он не еврей? Тоже, бедный, еврей, и наверное, лежит в земле не хуже меня… И детей, бедный, ведь тоже имеет? Где же это счастье? Может быть, и его сынок, как мой дурак, также не хочет быть портным…

Значит, имеете уже хороший раз. Не спешите, и слушайте дальше.

Кто я, и что я? Что я имею, где имею, и когда имею, если живу в одной полутемной комнате с тремя детьми, и где сам Бог велел, чтобы со стен текло.

Сама болею, может быть, сотнею болезней, и самых различных. Что хотите, то у меня найдете. Если в голове жужжит, то, думаете, что в боку не колет? Как раз, вы угадали! И жужжит и режет, и ломит и колет, и рвет и сверлит, где только хотите. Я бы, кажется, одна могла занять целую больницу… Все доктора мучились бы со мной, и все-таки никто никогда не узнал бы, что за болезнь у меня. Ничего…

Так вот, дорогие друзья мои, такая вдова, как я, должна иметь трех детей. Что значит детей? Детей!..

Старшая дочь моя, Циличка, сделана худой. Одна кожа и одни кости. Так Бог хотел, а если вам не нравится, то идите, и спросите вы Его, почему?

Знаете, что я вам скажу? Хотели бы сделать Его на один только день матерью моих детей и посадить Его вместе с моей Циличкой. Ого! Он бы скоро забыл, кто Он, и где Он тут в мире.

Дитя — золото, — и должна была только у царя родиться.

Что вам сказать больше, когда ей теперь уже тридцать лет, а я еще ни разу не видела, чтобы она хоть один раз сделала кому-нибудь глазки. Сделай хоть раз, что тебе мешает, дурочка, попробуй!..

Так нет! Рубите и режьте ее и все же будет нет! Тихо, благородно, а глаза опущены… Рубите и режьте, — глаза опущены…

Когда ей минуло тридцать лет, я подсела к ней и осторожно, как можете себе представить, сказала:

— Циличка, что же будет дальше? Ведь уже после тридцати… Вот эти розовые щеки, — они, положим, такие розовые, как мои, — скоро уже перестанут цвести, а эта чуточка жира, что есть на тебе, тоже уйдет… Что же останется?

Говорю к ней, а душа моя вот так трясется… Плакать ведь нельзя. Разве ей можно слезу показать?.. Ничего!..

Вторую мою зовут Розочкой. И она, действительно, Розочка. Положим, двадцать пять лет мы ей еще в прошлом году насчитали. Нос у нее… может быть, думаете очень длинный или вот такой какой-нибудь… Боже сохрани! Она только немножко курносая. Но кто смотрит на нос, когда есть вот такие плечи, и вот такая шея, и пара черных глаз, как две молнии. Это даже не девушка, а чистый мед… Женихов сколько угодно! Два жениха, пять женихов и сейчас. Работает она, — где вы, например, думаете? На пробочном заводе… И тот хочет быть женихом, и этот хочет быть женихом, — а тот, думаете, не хочет?

Но оглянулась как-то, — ого, девушка уже готова! Я только хотела зарезаться… Но, ничего, и это прошло. Конечно, мучились, но делали все… И денег стоило, девушка чуть не умерла, — избавились… Ничего!..

А сынок не хочет быть портным… Почему не хочет? Идите и поговорите вы с ним.

Чем же ты хочешь быть, говорю к нему, генералом, графом, темный дурак?

— Провизором!

— Что значит провизором? И что это за кусок хлеба быть провизором, и как ты станешь провизором?

Но рубите и режьте, стоит на своем…

Так, тот не хочет быть портным, — Розочка… ну, вы уже сами знаете, что делает Розочка, у меня сотня болезней, а Циличка, конечно, тает как свечка, — хоть прими яду.

Однако мы ведь имеем великого Бога… Посмотрел Он как-то сверху на меня, и сделал вот такое лицо. Что-то очень уж показалось ему нехорошо…

В самом деле, до каких пор мучить вдову, до каких пор сосать из нее кровь?..

И повелел Он, чтобы в наш дом переехал молоденький Саньчик со своей матерью. Переехали. Молодой человек… Я еще не видела такого молодого человека. Пара глаз, как две большие груши, а черненькие усики могли бы, кажется, мертвую девушку поднять на ноги… Хорошо, пусть уже будут черненькие усики, пусть уже будут груши, лишь бы я что-нибудь увидела.

Как, почему, отчего, когда?.. — Не спрашивайте! Познакомились. Он к Циличке, Циличка к нему, он опять к Циличке, его мать ко мне, я к ней, Розочка в середине… провизор тоже не молчит. Ярмарка.

Мать — настоящая, но настоящая змея. Ах, о ней даже не говорите! Она же глотает людей… Саньчик — золото! Бриллиант в сравнении с ним — грязь. Мягко, тихо, благородно! Громкого слова сказать не может, — делай что хочешь с ним… Вы сами можете себе представить, что это за душа, если он в мою Циличку влюбился… Тридцать ведь уже прошло, или этот жир, что он на ней увидел? Ничего!..

Взяла моя Циличка у процентщицы денег и первое купила Саньчику дорогому костюмчик, — но костюмчик! Надел… — граф, настоящий граф! Потом купила ему ботинки, вы думаете, какие-нибудь, — на пуговицах! Купила пару галош, шляпу, пальто, палочку и вам надо было видеть их, когда они выходили на прогулку.

…Может быть, вы мне откроете, как мой дурак стал провизором?

Посмотрела как-то, ого, от него уже аптекой пахнет!

— Когда, кто, почему, как?

— Тише, мама, молчи, я уже стал провизором, и назначили мне пять рублей в месяц. Обо мне же не спрашивай… Целый день у меня есть одно дело — нюхать, и я нюхаю, нюхаю, сколько есть сил… Подожди, мама, может быть, и у меня будет, когда-нибудь аптека, тогда я тебя за кассой посажу.