Михаил Салтыков-Щедрин - Дневник провинциала в Петербурге

когда мы будем в полном составе.

одним словом, мы пляшем на вулкане!

Разъясните нам суть дела – и тогда мы посмотрим…

совсем маленький проект!..

Да! конечно! совсем маленький проект! С удовольствием!

Бедная дорогая родина!

Как? Как вы говорите?

вы в этом уверены?

Ну разумеется, ну как же, конечно!

в другом месте!

Бог, который направляет все к благу, не допустит гибели нашей дорогой святой Руси…

Ну разумеется, ну как же! конечно!

чего хочет этот пришелец со своим «как же»!

вот именно! Это злодей, который убивает своим вредоносным зловонием!

то было доброе время!

Даю слово! это был целый мирок всевозможных гадостей!

Не правда ли, мой юный друг?

Барышни, не хотите ли послушать, что будет читать князь!

Не правда ли, господа?

какая ясность ума!

извольте и это проглотить, господа!

одним словом.

вы ввели тут французское выражение! Скажите лучше.

Правильно, дядюшка!

Еще раз извините!

Не забывайте, дорогой мой, что вы протестуете… (как гласит превосходная русская пословица), а ты знаешь, что в этих вещах нельзя ничем пренебрегать!

Благодарю, дядюшка, вы правильно подметили!

какая глубина!

символ веры.

прекрасно написано и в особенности прекрасно задумано!

Отрывки, приводимые ниже, взяты из стихотворения графа А. К. Толстого «Баллада с тенденцией». Любопытствующие могут отыскать эту балладу в «Русском вестнике» 1871 года за октябрь. (Прим. M. Е. Салтыкова-Щедрина.)

меблированные комнаты.

величие души поставлено в порядок дня.

жребий брошен!

Токевиль положительно сделался популярнейшим из публицистов в наших усадьбах. Без него корнеты шагу ступить не могут, хотя знают его только по слухам и устным рассказам других корнетов. Думал ли когда-нибудь знаменитый автор «L'ancien regime et la Revolution» («Старый режим и революция». – Ред.), что сочинение его может послужить опорною точкой при составлении «прожекта об оглушении»? (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)

Напрасно мы стали бы искать этой цитаты в сочинениях бывшего ректора Московского университета. Эта цитата, равно как и ссылки на Токевиля, Монтескье и проч., сделаны отставным корнетом Толстолобовым, очевидно, со слов других отставных же корнетов, наслышавшихся о том, в свою очередь, в земских собраниях. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)

Пользу от сего я испытал собственным опытом. Двадцать пять лет я проводил время в праздности, а имения мои были так устроены, как дай бог всякому. Не оттого ли, что я всегда имел нужный досуг? [Прим. автора проекта.]

О составе и занятиях сей центральной академии умалчиваю, предоставляя устройство сего вышнему начальству. Скажу только, что заведение сие должно быть обширное. [Примечание составителя проекта.]

матери-кормилицы.

Название «Проплеванной» – историческое. Однажды дедушка Матвей Иванович, будучи еще корнетом, ехал походом с своим однополчанином, тоже корнетом, Семеном Петровичем Сердюковым. Последний, надо сказать правду, был довольно-таки прост, и дедушка хорошо знал это обстоятельство. И так как походом делать было нечего, то хитрый старик, тогда еще, впрочем, полный надежд юноша, воспользовался простотой своего друга и предложил играть в плевки (игра, в которой дедушка поистине не знал себе победителя). Развязка не заставила долго ждать себя: малыми кушами Сердюков проиграл столь значительную сумму, что должен был предоставить в полную собственность дедушки свою деревню Сердюковку. Дедушка же, в память о финансовой операции, с помощью которой он эту Сердюковку приобрел, переименовал ее в «Проплеванную». Замечательно, что мужики долгое время сердились, когда их называли «проплеванными», а два раза даже затевали бунт. Но, благодарение богу, с помощью экзекуций, все улаживалось благополучно. Впрочем, с объявлением мужицкой воли, мужики опять переименовали деревню в Сердюковку, но я, в пику, продолжаю называть их «проплеванными». Я делаю это в ущерб самому себе, потому что в отмщение за мое название они ни за какие деньги не хотят ни косить мои луга, ни жать мой хлеб; но что же делать? Пусть лучше хлеб мой остается несжатым и луга нескошенными, но зато я всегда буду высоко держать мое знамя! (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)

Но… прекратите…

как у Христа.

вы знаете…

в сущности.

и, право же, об этом не будет больше речи!

между нами говоря.

благодарение богу,

это не то слово.

клянусь!

«Лобанчиком» в сороковых годах называлась в русской торговле французская монета с изображением одного из Бурбонов, как известно, обладавших большими открытыми лбами. Монета эта была почти всегда стертая и ходила несколько ниже, нежели двадцатифранковики позднейших чеканов. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)

Молчание! Благоразумие!

* Этот параграф составляет дословную перепечатку 1-го и существует только в первом издании «Устава», где он, очевидно, напечатан по недосмотру корректора. Во втором издании он исключен; но помещаю его как потому, что у меня в руках было первое издание, так и потому, что напоминание о цели учреждения Союза в конце «Устава» как нельзя более уместно. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)

ошеломляющий удар.

В следующем затем нумере «Старейшей Российской Пенкоснимательницы» было напечатано: «В городе разнеслись слухи, что автор передовой статьи, появившейся вчера в нашей газете, есть г. Нескладин, то есть сам знаменитый защитник четырех знаменитых негодяев. Считаем долгом заявить здесь, что это наглая и гнусная клевета. Мы не имеем надобности отстаивать г. Нескладина против набегов наших литературных башибузуков, но говорим откровенно: мы перервем горло всякому (если позволят наши зубы), кто осмелится быть не одного с нами мнения о наших сотрудниках». (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)