Михаил Салтыков-Щедрин - Современная идиллия

Народился злой антихрист,

Во всю землю он вселился,

Во весь мир вооружился...

и открыто возвещает близкое прекращение рода человеческого. И полицейские чины, вместо того чтобы вести его за такие слова в кутузку, делают, при его проходе, под козырек. Но что для нас было всего больнее узнать: Иван Тимофеич был вынужден подать в отставку, потому что в проектированном (даже не опубликованном, а только проектированном!) им "Уставе о благопристойном во всех отношениях поведении" был усмотрен московскими охотнорядцами злонамеренный якобинский яд. Не обошлось тут и без предательства, в котором роль главного действующего лица - увы! - играл Прудентов. Вознамерившись подкузьмить Ивана Тимофеича, с тем чтобы потом самому сесть на его место, он тайно послал в московский Охотный ряд корреспонденцию, в которой доказывал, что ядовитые свойства проектированного в квартале "Устава" происходят-де оттого, что во время его составления господин начальник квартала находился-де под влиянием вожаков революционной партии, свившей-де гнездо на Литейной. А он, Прудентов, не раз-де указывал господину начальнику на таковые и даже предлагал-де ввести в "Устав" особливый параграф такого-де содержания: "Всякий, желающий иметь разговор или собеседование у себя на дому или в ином месте, обязывается накануне дать о сем знать в квартал, с приложением программы вопросов и ответов, и, по получении на сие разрешения, вызвав необходимое для разговора лицо, привести намерение свое в исполнение". Но введению этого параграфа воспротивились-де упомянутые выше революционные вожаки, с которыми по слабохарактерности согласился и начальник квартала...

И что же, однако! Иван-то Тимофеич пострадал, да и Прудентов не уцелел, потому что на него, в свою очередь, донес Кшепшицюльский, что он-де в родительскую субботу блинов не печет, а тем самым якобы тоже злонамеренный якобинский дух предъявляет. И теперь оба: и Иван Тимофеич и Прудентов, примирившись, живут где-то на огородах в Нарвской части и состоят в оппозиции. А Кшепшицюльский перешел в православие и служит приспешником в клубе Взволнованных Лоботрясов.

Но что сталось с Молодкиным - этого никто сказать но мог. Счастливый Молодкин! ты так незаметен в сввей пожарной специальности, что даже жало клеветы не в силах тебя уязвить! А мы-то волнуемся, спрашиваем себя: кто истинно счастливый человек? Да вот кто - Молодкин!

- Да, теперь в Петербурге - ой-ой! - прибавил сведущий человек, рассказавший нам эти подробности.

Но, повторяю, для нас лично этот рассказ имел и другое очень существенное значение: очевидно, что революционеры, которых, в данном случае, разумеет Прудентов, были...

Бывают такие случаи. Придешь совсем в постороннее место, встретишь совсем посторонних людей, ничего не ждешь, не подозреваешь, и вдруг в ушах раздаются какие-то звуки, напоминающие, что где-то варится какая-то каша, в расхлебании которой ты рано или поздно, но несомненно должен будешь принять участие...

- Главное, то обидно, - жаловался Глумов, - что все это негодяй Прудентов налгал. Предложи он в ту пору параграф о разговорах - да я бы обеими руками подписался под ним! Помилуйте! производить разговоры по программе, утвержденной кварталом, да, пожалуй, еще при депутате от квартала - ведь это уж такая "благопристойность", допустивши которую и "Уставов" писать нет надобности. Параграф первый и единственный - только и всего.

А в каюте между тем во всех углах раздавались жалобы, одни только жалобы.

- Разве такое общество, как наше, можно называть обществом! - жалуется "сведущий человек" из-под Красного Холма. - Ни духа предприимчивости, ни инициативы - ничего! Предлагал я, например, коротенькую линию от Красного Холма до Бежецка провести - не понимают, да и все тут! Первый вопрос: что возить будете? - ну, не глупость ли? Помилуйте, говорю, вы только железный путь нам выстройте, а уж там сами собой предметы объявятся... не понимают! Не понимают, что железные пути сами родят перевозочный материал! Я к Гинцбургу - не понимает! Наголо уж высчитываю: яйца, говорю, курятный товар, грибы, сушеная малина - это и теперь у всех на виду, а впоследствии постепенно явится и многое другое... Не понимает! Я - к Розенталю - в зуб толкнуть не смыслит! Я - туда-сюда - никому ни до чего дела нет! Вот и живи в таком обществе!

- Нынче уж и нас, адвокатов, в неблагонамеренности заподозрели, сообщает адвокат из-под Углича. - Мы шкуру с живого содрать готовы кажется, чего уж! - а они кричат: неблагонамеренные!

- Нынче об нас, судьях, только и слов, что мы основы трясем, соболезнует "несменяемый" из-под Пошехонья, - каждый день, с утра до вечера, только и делаешь, что прописываешь, только об одном и думаешь, как бы его, потрясателя-то, хорошенько присноровить, а по-ихнему выходит, что оттого у нас основы не держатся, что сами судьи их трясут... Это мы-то трясем!

- Черт знает на что похоже! - ропщет землевладелец из-под Мологи, сыроварню хотел устроить - говорят: социалист! Это я-то... социалист! В драгунах служил... представьте себе!

- Хоша бы эти самые основы - как их следует понимать? - объясняет свои сомнения рыбинский купчина-хлеботорговец. - Теперича ежели земля перестала хлеб родить - основа это или нет?.. Оттого ли она перестала родить, что леность засилие взяла, или оттого, что такой карахтер ей бог дал? Как? что? От кого в эфтим разе объяснения ожидать? А у нас, между прочим, задатки заданы, потому что мы ни леностев этих, ни карахтеров не знаем, а помним только, что родители наши производили, и мы производить должны. А нам говорят: погоди! земля не уродила! А как же задатки, позвольте спросить? основа это или нет? Или опять: система эта самая водяная... Погрузились, плывем - благослови господи! И вдруг: стой, воды нет!.. основа это или нет? А у нас, между прочим, кантрахт с агличином. А ему вынь да положь. Как же, мол, я, Архип Албертыч, без воды в барке поеду? А он наших порядков не знает, ему на чем хошь поезжай... Я триста, четыреста тысяч в одно лето теряю - основа это или нет? Позвольте вас спросить: ежели вас сегодня по карману - раз, завтра - два, послезавтра - три, а впоследствии, может, и больше... и при сем говорят: основы... То в какой, например, силе оное понимать?

Купчина останавливается на минуту, чтоб передохнуть, и затем уже обращается лично ко мне:

- Позвольте вас, господин, спросить. Теперича вот эта самая рыба, которая сейчас в Волге плавает: ожидает она или не ожидает, что со временем к нам в уху попадет?

- Без сомнения, не ожидает, потому что рыба, которая раз в ухе побывала, в реку уж возвратиться не может. Следовательно, некому и сообщить прочим рыбам, к каким последствиям их ведет знакомство с человеком.

- А мы вот и знаем, что такое уха, и опять в уху лезем. Как это понимать?