Михаил Салтыков-Щедрин - В больнице для умалишенных

- Тесноват немного у нас манеж, - сказал мне Ваня, указывая на залу, серьезная проездка просто немыслима, а между тем требуют, чтоб солдат исполнял почти все то, что исполняется в цирке. Оттого-то все и идет у нас так себе, clopin-clopant {кое-как.}. Благих намерений пропасть, а исполнение - швах. Просто жалость смотреть на лошадей, как они путаются. On ne veut pas comprendre que la bete doit avoir de l'espace devant elle! {Не хотят понять, что лошадям нужно пространство!} Грустно. Людей у нас нет, mon oncle! таких людей, которые могли бы понять! А впрочем, что же тут толковать! ведь мы с вами людей не сделаем! Позвольте-ка мне лучше рекомендовать моего коня жеребец Исполнительный! А-с? каков круп?!

Он указал рукой на деревянную, обшитую кожей и утвержденную на двух треножниках кобылу, служившую для каких-то гимнастических целей. Но он очень серьезно принимал ее за настоящего коня, потому что потрепал ее рукою и даже слазил посмотреть, что у нее под брюхом.

- У лошади, mon oncle, голова должна быть сухая, нога как стальная, круп круглый, широкий, как печь, c'est l'essentiel! {это самое главное!} Лошадь, которая имеет круп остроконечный...

Но вдруг речь его порвалась, и лицо, дышавшее приветливостью, потемнело. Он молча поманил указательным пальцем несчастного Потапенко, который ни жив ни мертв, словно неслышный зефир, подлетел к нему - и замер на месте, держа руки по швам.

- Это видишь? - с неизреченной непреклонностью во взоре и голосе спросил Ваня, указывая на какую-то неизмеримо малую величину, темневшуюся в виде пятнышка под воображаемым хвостом, - опять хвост не подмыт?

Потапенко, не переменяя положения, скосил глаза в указываемую сторону и проговорил:

- Виноват, ваше превосходительство! Вчера выпивши был!

- Пятнадцать! - твердо произнес Ваня, отпуская манием руки Потапенку, который, сделав направо кругом, зашагал к окошку и там опять замер руки по швам. - Ну вот хоть бы это! - продолжал Ваня, обращаясь ко мне, - телесные наказания уничтожены - mais au nom de Dieu! est-ce que cela a le sens commun! {но ради бога! есть ли в этом здравый смысл!} Где гарантии, спрашиваю я вас! Могу ли я отвечать за красоту фронта, если я не вооружен достаточными для того средствами! Исполнима ли подобная реформа! - нет, не исполнима! И вот почему никто и не исполняет ее! Это все равно что вот с новыми судами: исполнимы ли решения новых судов? - Нет, не исполнимы, а потому никто и не исполняет их! Суд там себе как хочешь оправдывай, но если нельзя этого выполнить - в результате все-таки... фюить! Or, je vous demande un peu {Так скажите на милость.}, для чего же писать законы, коль скоро их не исполнять?!

Ваня проговорил все это так резонно, что мне просто казалось, что он рассказывает сущность передовой статьи, только что вычитанной им в одной из современных либеральных русских газет.

С последним словом он молодцом вскочил на деревянную кобылу, стегнул ее хлыстом и разом осадил. В продолжение получаса он проделывал передо мной на этом подобии лошади все, что, в нормальном состоянии, мог бы проделать на настоящей, живой лошади. Подбоченившись одной рукой, он делал вид, что другою держит поводья, и затем привскакивал на галопе, слегка трясся на рысях, наклонно и как бы устремляясь всем корпусом вперед, держал себя на марш-марше и проч., так что в конце концов совсем измучился и вспотел. Но это не мешало ему ни на минуту не прекращать бессвязной болтовни, из которой я узнал его предположения об устройстве международного цирка, насчет чего меня, впрочем, уже предупреждал доктор.

- Вы знаете, mon oncle, - говорил он, - что мне разрешено устроить здесь в Петербурге международный цирк. После международного статистического конгресса это будет второй опыт в том же роде. Ca sera grandiose et fantastique en meme temps {Это будет грандиозно и вместе с тем фантастично.}, все мое сердобское имение пойдет туда. Ah! nous allons joliment festoyer, je vous en reponds! {Ах! мы прекрасно отпразднуем, ручаюсь за это!} Представьте себе громаднейшее здание в длину и ширину всего царицынского луга - вот мой цирк. Над зданием, вместо потолка, хрустальный свод; по бокам и углам, в виде приделов, теряющихся в неизмеримости пространства, найдут себе место частные цирки всех возможных национальностей; посередине будет расположена главная, интернациональная арена. Все, что можно найти в целом мире en fait de chiens et de chevaux {по части собак и лошадей.}, - всем этим мы будем обладать. Но, главное, мы будем иметь и то, чего совсем нет нигде, - c'est la le point essentiel {вот что существенно.}. При главной арене будет существовать целая комиссия скрещиваний (comme qui dirait, un ministere du progres {как бы сказать, министерство прогресса.}), которая именно будет иметь предметом выработку совершенно новых лошадиных и собачьих пород и мастей. Nous aurons des chevaux-leopards, des chevaux-hippopotames, des chevaux-rhinoceros. Et si la science arrive a creer des chevaux-aigles ou des chevaux-requins - nous en aurons les premiers echantillons {У нас будут лошади-леопарды, лошади-гиппопотамы, лошади-носороги. И если наука дойдет до создания лошадей-орлов и лошадей-акул, - у нас будут их первые образцы.}. У нас будет свой главный доктор и свой адвокат. Против главного цирка, где теперь павловские казармы, мы поместим главное управление, которое будет заведовать всеми цирками и во главе которого я полагаю поставить Эмму Чинизелли с Эммой Браатц в должности товарища. Я думал было сделать главноуправляющим генерала Дитятина, но сообразил, что он не знает даже, что значит подмыть у лошади хвост. Во всякой губернии будет открыто один или два цирка - ca sera toute une reforme! {это будет целый переворот!} Разумеется, цирки будут открываться не вдруг, а постепенно, по мере средств, которыми будет располагать наше казначейство. Как быть! судьба всех реформ такова, и сибирским губерниям, быть может, совсем придется остаться без цирков! Посещение цирков будет обязательное, mais aussi nos cirques fonctionneront jour et nuit {но в то же время наши цирки будут работать день и ночь.}. Мы обязываемся иметь лучших гимнастов, лучших жонглеров, лучших канатных плясунов и, как conditio sine qua non {обязательное условие.}, летающего человека. Переход через Ниагару на слабо натянутом канате будет происходить каждый день. По вечерам будет даваться экстраординарное представление для избранных, в заключение которого имеет быть представлена борьба слона с носорогом. Cela coutera un argent fou {Это будет стоить бешеных денег.}, но я надеюсь иметь субсидию. Que diable, l'etat peut bien se deranger pour une entreprise aussi grandiose! {Кой черт, может же государство немного раскошелиться ради такого грандиозного предприятия!} Все открытия и усовершенствования в мире лошадей и собак будут усвоены нами немедленно. Mon oncle! вы не поверите, если вам перечислить все, что сделано в последнее время в этой сфере! Нынче лошадь уже сидит на задних ногах, но кто может поручиться, что через год или два она не будет ходить на голове - tout comme un homme! {совершенно как человек!} Вот что мы вправе ожидать от лошади - от одной только лошади! Et les cochons de lait donc! {Ну а поросята!} Я уверен, что даже теперь между ними уж скрывается какой-нибудь газетный фельетонист! Подумайте, какие перспективы! Теперь вы видите какую-нибудь гусарскую кадриль: c'est triste, c'est mesquin, ca n'a ni verve, ni entrain! {это бедно, жалко, в этом нет ни жара, ни увлечения!} Тогда - вы увидите целые массы, целые сражения! Какая школа! сколько примеров доблести! Гусарские кадрили - parlez-moi de ca! Nous vous servirons des amazones! mille, dix mille, cent mille paires de hanches a la fois! - quel coup d'oeil! Et nous aurons des cabinets particuliers, s'il vous plait. Mon oncle! vous qui etes un vieux libertin {да что толковать! Мы угостим вас амазонками! тысячу, десять тысяч, сто тысяч пар ляжек разом! - какое зрелище! А у нас будут и отдельные кабинеты, если вам угодно. Вы ведь старый распутник, дядюшка!} (не говорите! знаю я, как вы в Проплеванной {Название деревни (см. "Дневник провинциала в Петербурге"). (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)} целые полки амазонок формировали!) - вы знаете, что в этом отношении Петербург находится, так сказать, в младенчестве. Мы все это разом двинем. Tout s'enchaine et se lie dans mon systeme, voyez-vous {Как видите, в моей системе все пригнано друг к другу.}. За особенную плату я покажу Венеру, выходящую из морской пены, - на днях я даже подписываю по этому случаю с Корой Пирль контракт. Ah bah! Je suis patriote, mon oncle! {Да-с! Я патриот, дядюшка!} Я сказал себе: мы ездим в Париж, мы тратим там деньги - для чего! Не лучше ли будет, если мы устроим все это у себя и будем тратить наши деньги дома?! Mais n'est-ce pas, mon oncle? {}