Даниил Салва - Стена моего путешествия

100

что мне на неё наплевать, хотя готов при всех в любую секунду овладеть ею. Мы пьём шампанское на брудершафт, и я по обще- му требованию продолжаю играть... Этот парень, действительно друг, даёт мне ключ от комнаты новобрачных. Он уже успел там побывать и ещё успеет... Сказочная ночь, кончающаяся на рас- свете. Я уезжаю в свой город, и она говорит, что знает меня го- ды..."

"...Знаешь, я всегда боялся этого... Я всегда искренне верил, что у меня всё будет хорошо. Что будет без проколов, без рыданий, без угрызений, без... что не будет, ну, например, женщины с ре- бёнком, в которую я влюблюсь до сумасшествия, и мне придётся, тяжело вздыхая, заниматься чужим дитём, ради любви к ней (ну и пусть звучит по-детски), а моим родителям делать вид, что они принимают это чадо, как собственную кровь. Я верил в счастье, в особенное сказочное счастье, которого я достоин. В интересную жизнь, интересных людей, в путешествия, образы, очарования, друзей. Я верил в любовь, дарованную сверху. Любовь с чистой дорогой. Верил. Верил. Верил в чистую любовь. В бурю. Да, в бурю. В бурю и тишину... Я и сейчас верю..."

"Вчера, на вечернем обходе, мне сообщили, что все проверки закончены. У них есть точный диагноз... Я смертельно болен".

101

Улыбающийся март. Смешной апрель. Холод ещё удерживает свои позиции, и слабый натиск издали приходящего тепла. Обычное утро обычного вторника. Небо кажется большим бледным облаком, в которое то тут, то там вшили второпях синие полоски. Оно напоминает собой купол над городом. Этот купол-козырёк закрывает город от чужих глаз, и кажется, крепко приварен где-то на окраинах...

Всё просыпается. Солнце откуда-то сбоку уже осветило полгорода и сейчас, кажется, собирается заняться оставшейся частью. В небе летит стая птиц... Очень плавно... Очень красиво... Благородно... (Я говорю это не эмоционально: "В небе летит стая птиц!", а тихо, почти шёпотом: ""В небе летит стая птиц".) Воздух тих. Вдалеке видно, как небо склонилось над морем в любовном поцелуе...

На Алине тёплая куртка с капюшоном. Сейчас она кажется ещё моложе своих восемнадцати. Заворожено смотрит на небо. Я стою позади неё и нежно обнимаю её. Она крепко прижимает к себе мои руки, прислонив затылок к моей груди. Мне кажется, что кругом очень тихо. Я, еле шевеля губами, шепчу ей на ухо: "В небе летит стая птиц". Мы так и не были вместе, но сейчас расстаёмся. Она беззвучно плачет. Я не думаю ни о чём. Алина, закрыв мокрые глаза, еле-еле мотает головой в разные стороны, словно не соглашаясь с собой... Птицы. Смешной апрель.

102

Словно заканчивая,

Мы начинаем...

Серое небо в окне.

Серый воздух.

До нас издали доходят отголоски какого-то звука. Потом сам звук увеличивается. Он - звук - приобретает человеческие фор- мы, оживает. И вот, мы уже с трудом удерживаем этот звук уша- ми. Взрыв!

Итак, борьба. Борьба каждый день. Борьба за всё: за право ды- шать, есть, пить, напиваться, врать. Борьба за право побыть в тишине, побыть одному, любить, быть любимым, за право иметь - отдавать и не иметь - получать. Труднее всего лгать или не лгать. Когда душа принимает больше, чем выплёскивает, - наводнение, наоборот - засуха. Смерти сопровождают нашу жизнь. Эти смерти ступени, по которым мы идём к ней - своей сту- пени. Своей ступени. Своей ступени... Но сейчас, здесь - и нигде больше. Именно сейчас. Хорошо или плохо - сейчас. Остановись, мгновение. Опять сейчас. Опять здесь. "Мы пошустрим и, как положено, умрём", но нет! И уже тише - нет.

Иногда чувствую, что если не напишу, - взорвусь. Тогда сажусь за стол. Лист, карандаш и резинка. Всё остальное больше не нуж- но. Это всё остальное понадобится потом, когда закончу писать, когда выплесну всё без остатка, и опять, пока не наполнится за- ново... Полный бак. Вперёд... Снова борьба - эта непрекращаю- щаяся борьба за спокойствие в душе.

Серое небо. Серый воздух в окне. Круглый стол. Карты, коньяк, тарелочка с лимоном и масса времени. Мешает только беспокой- ство в сердце; где-то недодал, где-то недовзял. Запоминаю ситуа- цию, чтоб потом нарисовать её на бумаге, и внутренне успокаи- ваюсь, взяв в долг завтрашнее исполнение эскиза, пообещав сам себе не взрываться; я не буду держать боль в своей душе. Всё наружу! Потом разберёмся.

Война... На смену борьбе - война. Война за то же самое плюс шум. Главные действующие лица сей битвы - звуки: троллейбус, автобус, ругань соседей, плач детей, шум мотора, свист пылесо

103

са, звон разбивающегося стекла... Хочется ведь только просто жить! Кому нужны деньги, если нельзя в любой момент получить абсолютную тишину?! Хочется просто жить! Иметь мечту!

Серый асфальт. Мы идём по улице, и к нам пристаёт собака. Бежит рядышком и, несмотря на то, что боится сама, пытается укусить нас. Берём палку и бьём её. Собака подыхает от ран, но перед смертью успевает вонзить в нас свои зубы... Кто виноват? Она, мы или случай, приведший нас на эту улицу?

Кто победил - она или мы? Кто судья, подсудимый, присяж- ный? Кто тюрьма, кто свобода? Вопросы, задающие ускорение непонятно чему. "Кто это?", "Почему я?", "На каком языке я говорю?", и по нарастающей интонации, заканчивающейся осле- пительно-тупым гулом.

Всё. Нет возможности реально уйти от борьбы и войны? - так давайте уйдём в мир прекрасного в мыслях! Трагиутопия...

Итак, волевое решение - у нас есть мечта!.. Волюнтаризм?.. Пусть! Не важно, что невыполнимая - у нас есть мечта. Эта меч- та - день, когда закончился февраль и не начался март. Серое не- бо, серый воздух, и каждый получает по стране. По стране на брата! Больше одной в руки не отпускать! Не надо никуда бежать - каждый получит свою страну по почте!..

Я приоткрыл шлюзы. Выкинул из себя то, что накопилось за день. Взял и выплеснул, а теперь не знаю, как закончить уже написанный рассказ. Это не трюк - просто не знаю.

Всего хорошего.

(Дверь закрывается, и вы остаётесь одни.)

104

Мне скоро будет двадцать шесть. Боже!.. Я не хочу стареть. Я не хочу обязанностей!..

Начинаю понимать переживания Кристины в её двадцать три... Ребёнок... Семья... Спокойствие... Уют... Три с половиной комнаты в квартире... Ну и что такого, что не любит она му- жа. Ну и не надо. А как другие?! А?! Как, мать их всех, другие?! Давайте подумаем о них! Давайте думать только о них! Вле- зать в их шкуры, мозги, почки, клетки! Давайте напялим их че- репную коробку, которая не выдержит напряжения и давления наших, извините, мозгов! Ну и что?! А как другие?!

Только сейчас начинаю осознавать её состояние тогда. Только сейчас... Вынужден признаться себе, я всегда отставал от неё. Или, может, это она рано состарилась?..

Я - кусок неотёсанного дерьма; математически рассуждаю о женщине, которую безумно любил, обожал, в объятиях которой чувствовал себя на небесах, а возможно, и был там. Расклады- ваю или пытаюсь разложить по полочкам что-то большое, что-то придуманное мною, что-то необъятное ни руками, ни мыс- лью... Но прости, Кристина, прости - я не хотел бы вернуть всё это назад. Ничего! Не хочу чувства вины за мою любовь к тебе. Не хочу ничего!.. Всё было и прошло. Всё кончилось. Прости! Прощай!..