Даниил Салва - Стена моего путешествия

- Ты ошибаешься, - сказала Вика.

- Несчастный, - продолжала Лена, - он так любит себя, что если бы бог дал ему возможность трахнуть самого себя, он бы заперся у себя в доме и годами не выходил на улицу. Он сукин сын, Викуля, сукин сын, каких мало. Ему кажется, у него есть всё: у него есть придуманный им мир.

- Ты ошибаешься. Во всяком случае, я не хотела бы это слу- шать, дорогая.

"Да, я подчас пересказываю истории. Забираю у тех, кто ближе, чем я, пережил их. Я же находился рядом и наблюдал за ходом событий. А потом - вот сейчас - всё это записываю. Только и всего..."

" - Я забыл, Влада, сказать тебе, зачем я позвонил: я люблю те- бя. Я очень сильно тебя люблю".

Уже почти все расселись.

- Не хватать, подожди всех... Ростик, Захар сейчас всё съест

220

один.

С балкона:

- Пусть ест. Лишь бы пил.

- Ну, вторую мировую?!

- Он купил дом рядом с кладбищем. Очень удобно: вначале живёшь рядом с кладбищем, потом - рядом с домом.

- По пятьдесят, рассчитайсь! - гаркнул Виктор.

- Может, поговорим через пару часиков, Костик, мне это важно для дипломного проекта?

- Через пару, как ты изволил выразиться, часиков, я буду смер- тельно пьян. Сейчас толкуй.

- Вы помните, что сказал Мюнхгаузен, когда всходил на эша- фот? - спросил Джек, поднимая рюмку. - Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!

"Как нашкодивший школьник... Да, именно так. Перед самим собой. Хрен с ними, со всеми остальными. Сейчас меня интере- сует только один человек - я.

Каждый раз те же самые чувства. Ну, практически те же. Чуть отличающаяся, возможно, интерпретация. От предыдущей.

Застолье, медленно превращающееся в пьянку. В зависимости от состава это иногда заканчивается оргией. Народ разъезжается, и тебе кажется, не захочешь видеть всех их годы. Но пройдёт па- ру дней, и ты уже набираешь знакомый телефонный номер. Даже не глядя на аппарат; пальцы сами находят наезженную тропинку. Хуже, когда кто-нибудь остаётся у тебя ночевать. Это уже полная срань. Ты сохраняешь довольную мину невероятными усилиями воли и мечтаешь о той минуте, когда эти люди покинут твой дом. Хотя только что всё было хорошо. Пришёл товарищ оргазм, бац! - и всё. Всем спасибо.

Ну, давайте уже сознаемся себе, интеллигентная публика (куда

все повскакали?): у эпикуреизма, гедонизма (что там ещё есть?)

221

противников нет. Ну, нет!

Но сейчас, даже о себе не хочется думать. Я написал "меня интересует только я"? Это неправда; хочется раствориться в собственной кровати.

Ну, а что прикажете: в меру пить? Это как? А может, в меру жить? А? В меру трахаться? Что-то я разогнался...

Не знаю ответ. Хотя, если идти в лоб, то техническое решение - гулять на квартире у друзей. В любой момент слинял себе и всё. Передёрнул затвор, и баиньки под телевизор. Один. А утром - Боже ты мой - хочется застелить свежую постель. Ровненько-ровненько. Хочется заправить и застегнуть на все пуговицы ру- башку, переводить всех старушек через дорогу, ждать спокойно своей очереди и отдавать при каждом удобном случае пионер- ский салют. Я же говорил: как нашкодивший школьник.

Вот и получается, что всё, действительно, одна большая срань. И так плохо, и эдак. Что бы ни подумал, ни написал - сплошные трюизмы. А вся вина наша, что родились после обоих "Одис- сеев".

Не хочу видеть женщин. Вчерашняя ночь меня добила. Мы все были похожи на больших, довольных, хрюкающих свиней с че- ловеческим рылом. Она - не помню её имени (пришла с Максом) - лежала между нами и ждала, когда, наконец, наши гениталии обретут потребные для неё формы. Наши свинячие гениталии. Механика достижения оргазма; кое-чем мы всё-таки овладели в этой жизни. А второй же раз я пошёл за сладчайшим разряжени- ем моего уставшего от алкоголя и нескончаемых оргий тела только из чувства противоречия. Во время оргазма я бил её наотмашь по крупу, и она просила ещё и ещё. При этом она не забывала истерично массировать всеми свободными частями тела фаллос Макса, дабы не упустить своего следующего извержения. Сексуальное чревоугодие и логично следующая за этим бла- городная отрыжка.

Уже сутки ничего не ем. Пью минеральную воду. Самоочища- юсь. Убрал всю квартиру. Свежие простыни как символ уютного добра. Постелил синюю скатерть на обеденный стол и занялся сочинительством. А что прикажете ещё?!

Так вот, выходит, что счастье - это когда можешь себе позво

222

лить выспаться. Так просто, а?! А затем к морю. Со скучающей физиономией. Потом домой, неторопливо припарковаться, нето- ропливо в дом и неторопливо ещё часочек вздремнуть. С книж- кой на груди. А вечерком можно в театр. С девушкой, конечно. Так положено, и вообще для душевного равновесия. Закончился спектакль, мы выходим, лениво обсуждая увиденное. Я подаю ей плащ у стойки гардероба, надеваю свой и подсознательно - заметьте, подсознательно - слегка играю на неё. Ну и на себя, разумеется. Потом мы выходим из прекрасного здания театра, добираемся до машины, я открываю ей дверь, подаю руку и! - нежно целую её в щёку (или в губы, - не важно). Обмен энерги- ей. Её биополя ласково, истинно по-женски, гладят меня. Вот! - вот этот момент! И не торопитесь менторски проговорить слово "эгоцентризм", не надо. Неизвестно ещё, кто из нас двоих полу- чил сейчас больше. Неизвестно. А раз неизвестно, то Вас никто и не просил высказывать своё мнение. Тем более априори. Ведь Вы меня никогда не видели. Только представляли. Как там у Боба, в лучшем случае.

Нет, сейчас по прошествии пяти часов как проснулся, когда я уже искупан и на мне чистая, ничем и никем не пахнущая рубаш- ка, мне кажется, я погорячился насчёт "никого не хочу видеть..." Тем более, я вижу через окно, как ко мне идёт Виктор - прекрас- ный преферансист, любитель красивых женщин, высокой поэзии, бывший ядерный физик и ныне управляющий стройкой. Он пре- одолевает временные препятствия лифта, коридора, моей двери. И вот уже он сам, бутылка хорошего коньяка и банка патиссонов в лимонном соку предо мной. Мы болтаем о всякой чепухе, кото- рую я не собираюсь Вам передавать. Единственно же, что я поз- волю себе пересказать, это коротенькую, смешную, на мой взгляд, историю, которая произошла с его приятелем, ленинград- ским поэтом Петром Капулем. Я с этим поэтом, как впрочем многие из вас, знаком не был, но история, рассказанная Викто- ром, делает его в моих глазах симпатичным. Виктор рассказал:

Петька в жизни серьёзно занимался двумя вещами: литературой и алкоголем. Но в последнем он отличался интересным и не свойственным многим достойным мужам (а он, со слов Виктора, таким являлся) качеством: мог напиться с трёх рюмок. Всего с

223

трёх больших рюмок. По сто, сто пятьдесят, двести грамм. Мог и напивался. Причём мужик, с виду, здоровый, ан нет, - три лафит- ника, и привет. Ну, а когда нажирался, понятное дело, начинал буянить. И это бы вроде всё ничего, да намечалось у их с Витей общих друзей свадьба. Какое-никакое, а событие важное. Так вот, не пригласить Петьку нельзя, а пригласить - результат из- вестен заранее: лучший на трассе. Подумали и решили: Петьку Капуля - поэта высокого приглашать, но предварительно взяв с него честное благородное, что к водке не притронется (вино и пиво, надо отдать должное, разрешалось в неограниченных раз- мерах). Сказано - сделано. Дал Петюня честное благородное.