Михаил Погодин - Суженый

С сими известиями, как новыми данными для соображений, воротился он домой, распрощавшись с товарищами, перехватил кое-что за обедом и тотчас после убрался в свою каморку, сел за маленьким столиком, оперся на локоть и стал додумывать свою важную думу. Долго ли, коротко ли он думал, до этого нам дела нет. Мы скажем только, что он не определил своего плана окончательно, а решился, не спеша и не мешкая, ожидать всего от случая, пользоваться им и искать его. Свататься же прямо за богатую вотчинницу не смел и думать бедный приказчик. Между тем — «стояньем города не возьмешь!» — воскликнул он, вставши, надел свою бобровую шапку и отправился на Никитскую шататься около дома Чужого и искать вожделенных обстоятельств.

В три часа отворяются ворота, выезжают лаковые сани, запряженные парою добрых вороных лошадей, которые лоснились, как атлас, в хомутах с серебряным прибором. Кучер с черною окладистою бородою, в синем кафтане и лосиных рукавицах, сидел величаво, одною ногою наруже и приготовлялся кричать на прохожих. Пристяжною, которая сгибалася кольцом и рыла землю мордой, правил сам хозяин, стоявший назади в енотовой шубе, подпоясанный шелковым богатым кушаком. В санях сидела мать с дочерью, разряженною, как куколка.

Не успел еще наш Иван вздохнуть и проводить их глазами вниз по Никитской, не успел сказать себе: «Ладно, хозяев теперь дома нет, познакомимся в доме», — как вдруг выскочили из ворот две девушки в коротеньких шубках, в цветных платочках и расположились на лавочке подле калитки глядеть на прохожих. Вслед за ними показалась старушка в треухе и с муфтою. — Мимо на ту пору проходил разносчик с коврижками, миндалями, конфектами. Мой удалой тотчас подвернулся к нему, остановился и начал торговать грецкие орехи.

— Не худо бы доброму молодцу, — сказала одна девушка повострее, — попотчевать и нас для праздника.

— А почему бы и не так, красные девицы? — отвечал Гостинцев — (Филат тому и рад) — и тотчас поднес им сверток с конфектами, взяв его без торгу у разносчика.

— Помилуйте, да мы шутили, нам совестно.

— Что вы это делаете, проказницы? — закричала старуха, окрысясь на молодиц. — Ах, мои матушки, уж с незнакомым человеком начали растарабарывать. Вот какова удаль!

— Ничего, сударыня, не извольте гневаться, — нынче день праздничный; прошу вас покорно откушать; от хлеба-соли не отказываются, — и с поклоном начал всех их потчевать. Те понекались, понекались, наконец взяли по немногу.

— А у вас сейчас съехала со двора пара — что за кони! — сказал он, заводя речь и оборачиваясь к старухе, между тем как разносчик, которому нарочно была дана крупная ассигнация, искал ему сдачи.

— Хозяева выехали на бег — покатать мою Дунюшку.

— Дунюшку?

— Да, они скоро и воротятся: что-то снег порошит, а на Афимье Федоровне салоп-ат новый, с иголочки. — Позевайте, позевайте, девки, да и в хоромы: надо ведь убирать кое-что.

Между тем разносчик разменял бумажку в ближней мелочной лавочке и принес сдачи. Иван, разочтясь с ним и сказав еще несколько слов со старухою и девушками, рассудил за благо не оставаться больше с ними, чтоб не навесть подозрения, и, довольный тем, что на первый случай завел знакомство, распростился с новыми знакомыми, оставя их в полном удовольствии рассуждать о его любезности и живости.

Таким образом явилось новое лицо на его сцене. План его стал определяться. На няню Дунину устремил он свое внимание как на полезное орудие; чрез нее хотел он завесть связи с своею красавицею. — Для этого надо было сперва приобресть полную доверенность старухи и обеспечить успех с этой стороны. Вот первая задача.

Гостинцев до такой степени занят был всегда настоящим делом, ближайшими средствами, что вовсе позабывал на время о цели. Он стал ходить всякое воскресенье в Хлыново и всякий раз здоровывался, разговаривал с нянею; потом подослал старушку, будто бы тетку свою, для знакомства с нею, чтоб иметь случай угощать их вместе и выведывать разные домашние подробности. Наконец уже он решился показаться Дуне.

Однажды в последнее воскресенье пред Рождеством, после обедни, когда уже он начертил для себя план действий и, уверенный в старухе, сбирался подпустить ей турусы на колесах, чтоб выхлопотать себе первое свидание, она предупредила его неприятным известием, что к Дунюшке присватывается богатый жених из железного ряда, пожилых лет, вдовец, с четырьмя детьми, что имения у него несть числа, что дом у него в Таганке — полная чаша, что имя его мудреное она позабыла и что через пять дней накануне сочельника назначен смотр.

— Да милости просим, — сказала ему старушка по сообщении сего известия, — ко мне чайку напиться во вторник после Рождества: я именинница, и с Аксиньей Игнатьевной (имя его мнимой тетушки): хозяев дома не будет. Они тоже уедут в Сыромятники, на званый обед.

Иван простился с нею, обещав поздравить ее в день ее ангела.

Он не унывал духом, хотя полученная новость и не слишком могла его обрадовать. С нетерпением ожидал он назначенного дня, чтоб узнать о последствиях смотра. «Дуня молода, — думал он, — жених — старик, вдовец, с кучею детей, нечего бояться. Между тем я узнаю при этом случае короче об ее расположении и… и… Иван, не унывай!»

Во вторник, в день св. Анисьи, Гостинцев отрезал 8 аршин самого лучшего плотного и тонкого ситцу, и лишь заблаговестили к вечерне, отправился с подарком к имениннице с своей родственницей.

— Добро пожаловать, милости просим, дорогие гости, а я уж ждала вас, ждала, все глазоньки проглядела в окошко. Уж думала, что и не пожалуете к старухе. — Садитесь, дорогие гости, сюда, под образа. — Началось потчеванье. Гости, то есть Иван Дорофеич и его тетушка, приходская просвирня [13] Просвирня — женщина, занимающаяся выпечкой просфор (просвир) — хлебцев, употребляемых в церковной службе. и домашние сенные девушки, говорили о разных разностях, и наконец разговор обратился на намеднишний смотр.

— У вас, знать, был пир горою? — спросил мимоходом Гостинцев.

— Не без того-то, — отвечала няня. — Жених приехал сам-четверт, все богачихи, в бриллиантах да в шалях, на-поди и у нас Максим Григорьевич себя лицом в грязь ударить не любит. Уж коли сделает когда пир, так на весь мир: редко, да метко.

— Ну что же? понравился ли жених?

— Нельзя сказать. По-нашему — так уж ведет себя он очень великатно: никому не поклонится, так только что головою кивнет, не в пояс, неразговорчив, к невесте не ласков вовсе. Сидит себе, уставясь глазами, да и только. Хозяину больно хочется за него выдать нашу Дунюшку. Слышь ты, во всем ряду он первый, и заводы есть с душами, денег вволю. «Если не будешь ты за ним, — сказал он дочери после ужина, — нет на тебе моего благословения». Афимье Федоровне — так жалко: у жениха есть мать, хозяйка в доме. Наша уж будет при ней ни в чем, на все из рук смотри, а свекровь не то ведь, что мать родная, пляши по ее дудочке. Дунюшка у нас воспитана во всяком удовольствии, нежно — где же ей привыкать к такому житью? — судите сами. К тому ж и ребят у жениха куча, а тут пойдут свои — все не ладно.