Александр Сегень - Общество сознания Ч

Ровно через полчаса Катя объявилась. Она была веселая, щеки горели, глаза сверкали, вся изящная, в длинном черном пальто, черные волосы коротко стрижены, вошла и пахнула смесью французских духов "Опиум" и алкоголя.

- Да ты пьяная!

- Сто грамм коньяка. Здоруво, отец-основатель! Как дела в лагере? Она повисла у него на шее, прильнула губами к губам. Но поцелуй был недолгим. - Не бойся, не совращу. Отвезу тебя к твоей Маринке.

- Да уж, отвезешь, как же! - сердито буркнул Ревякин. - Придется мне, сонному, вести машину. Ты на "чироки"?

- На "Ч". Это что, груз?

- Ага. Дотащишь один чемодан? А я - эти два.

- Дотащу, так и быть.

- Тогда пошли.

- Пошли, муж грузоподъемностью два чемодана.

Спускаясь по лестнице, Владимир Георгиевич почувствовал волнение. От Кати исходило недоброе. Пятнадцать лет назад, приехав с ней в Крым, Ревякин, таща с вокзала в Симферополе чемоданы, сказал о себе: "Муж грузоподъемностью два чемодана". Вспомнив сейчас об этом, Катя явно заигрывала с ним. И еще этот поцелуй...

- Князь нормально уехал? - спросил он на выходе из подъезда.

- Нет, не нормально, - ответила Катя. - Впервые за все время нашего совместного проживания не сказал мне: "Если что - убью".

- Да-а... Подозрительно. Э-э... я за руль.

- Чуть выпивший водитель все же предпочтительнее спящего.

- А если остановят?

- Не бэ!

- Я тебе дам "не бэ"! Садись туда. Выедем из Москвы - пущу за руль. Зачем коньяк пила, если собиралась в ночь ехать?

- А я не собиралась ехать. А потом вдруг подумала: классно будет ехать с тобой ночью, прибыть в княжество до рассвета. Завтра во сколько?

- Шесть ноль три. Приедем, "жаворонки" еще будут дрыхнуть.

В полусне он вырулил с Большой Почтовой на Бакунинскую, перебрался по мосту на другую сторону Яузы и вскоре уже ехал по Преображенской набережной, дав мощному джипу чуток побольше скорости. Княгиня Жаворонкова волнующе благоухала "Опиумом" и коньяком, и Ревякин подумал, что лучше всего было бы сейчас уснуть в ее теплых объятиях.

- "Мы уходим опять на броне..." - запел Владимир Георгиевич любимую песню теперешнего Катиного мужа, князя Жаворонкова.

- Зачем ты поешь Лешкину? - спросила Катя.

- Никакая она не Лешкина, - возразил Ревякин. - Я ее тоже очень люблю после Афгана.

- Все равно, - сердито нахмурилась Катя. - Ты там птичек изучал две недельки, а Леха там воевал два года.

- Ладно, напишу ему дарственную на эту песню.

- Куда там продвинулись твои злодеи?

- Майны-то? Представляешь, они полностью истребили всех ворон в Таиланде и Бирме, а еще десять лет назад их там почти не было. Двадцатый век станет веком майн. Вот увидишь, мы доживем до таких времен, когда и в Москве не будет ни ворон, ни голубей, никаких вообще других птиц, одни майны. Помня о твоей нелюбви к воронам и голубям, могу утешить: майны гораздо симпатичнее. Хотя когда их разводится много, они становятся невыносимы. Наглые, драчливые, говорят, они в Таиланде нападают на бедных тайчиков.

- Странное совпадение в русском языке, - задумчиво промолвила Катя. Разводиться - одновременно и прекращать брак, и размножаться. Как, ты говоришь, твои майны называются по-латыни?

- Акридотерес тристис. Печальный пожинатель кузнечиков. Хотя "тристис" - это может быть и мрачный, и важный, и угрюмый. Но мне больше нравится именно печальный.

- Да, красиво. Печальный пожинатель кузнечиков. Именно пожинатель, а не пожиратель?

- Именно пожинатель. В тот год, когда мы с тобой разводились, ареал их распространения ограничивался северными провинциями Афганистана, Таджикистаном, Кашкадарьинской и Сурхандарьинской областями Узбекистана. А когда мы с тобой стали разводиться в нашем смысле, майны тоже начали разводиться, но в своем смысле. У них начался невиданный пассионарный скачок. Они - как некогда монголы, которые тоже долгое время занимали маленькую территорию в Забайкалье, а потом распространились на огромнейших пространствах. Когда ты выходила за Лешку, а я женился на Ирине, майны уже захватили Узбекистан, Киргизию, Туркмению. В конце восьмидесятых их стремительное расселение охватило всю Азию, первые майны объявились в подмосковных лесах. Теперь с ними уже знакомо полмира. Так-то вот, дорогая княгинюшка.

- Но в нашем княжестве их еще нет?

- Несколько раз встречались, но пока не освоились. Сейчас популяция майн двигается на юго-восток. Но придет время, они захватят и наше княжество. И придется его переименовать в княжество Тристия.

- Да, печально, ничего не скажешь, - вздохнула Катя. - Трудно представить себе землю, населенную лишь одним видом птиц. Как если бы и впрямь все захватили монголы.

- Природа все равно возьмет свое, - пожал плечами Владимир Георгиевич. - Среди майн появятся свои соловьи, свои жаворонки, свои совы, свои вороны, свои орлы. Но я думаю, пассионарный скачок рано или поздно прекратится. Хотя, согласен, есть что-то жуткое в этой грозной экспансии.

- Прямо какая-то майн кампф получается с этими майнами, - усмехнулась Катя. Она всегда была остроумной и приметливой на слова и словечки. Ему некуда было деть воспоминания о той далекой жизни, когда они были вместе, когда он так сильно любил ее. Так сильно, что любит и сейчас, сколько бы ни внушал самому себе противоположное.

Все-таки сон одолевал его, и, когда отъехали от Москвы, Катя села за руль, сообщив, что коньяк из нее полностью выветрился. Они уже проехали Лобню. Ревякин думал, что сразу уснет, но, как ни странно, сон куда-то улетучился, и минут через десять Катя сказала:

- Если не спишь, то спой чего-нибудь или расскажи. Я ведь тоже могу клюнуть носом.

- Что спеть? Ты же запретила про броню.

- Расскажи, как ты жил после того, как мы с тобой расстались.

- В последний раз?

- Да нет, тогда, после развода.

- А-а. Я же рассказывал.

- Очень коротко. Расскажи подробнее. Как ты познакомился со своей Ирой?

- Это было очень смешно. Боюсь, ты не поверишь.

- Валяй, рассказывай.

- Я поехал в Крым...

- В Крым? Без меня?

- Ну хорошо, не в Крым, в Болгарию.

- Рассказывай серьезно.

- Тогда не перебивай дурацкими вопросами. Посредине между Крымом и Болгарией я пошел потанцевать вечером в одно кафе. Там была Ирина, и мы стали танцевать с ней танго. Было страшно весело. В кафе нам стало не хватать места. А там было такое кафе - половина на улице. Я крутанул ее, она, оторвавшись от меня, пошла вперед спиной и не заметила сдвинутую крышку канализации. Ка-а-ак провалится! Не вся, правда, а лишь одной ногой. Представь, даже не помню, левой или правой. Я бросился, вытянул ее, она и плачет, и смеется. Ей и больно, и смешно, и никто не глядит на нее в окно. Слава Богу, никакого перелома, только сильный ушиб. Дальше все пошло как по маслу. До моего санатория было в три раза ближе, чем до бабульки, у которой Ирина с подругой снимала комнату. Так все началось.